сусальным золотом. Буддисты в здешних краях не пользовались подобными убранствами. По центру так же красовалось царское кресло, оббитое алым гобеленом – «Трон короля!» – невольно подумалось студенту, в чем он оказался прав. Его усадили в его новое ложе, а кандалы зацепили за подготовленные в кресле кольца. Перед глазами открылся алтарь – место, которое с виду осталось нетронутым и до сих пор продолжало нести буддийскую красоту. По обе стороны от алтаря стояли сундуки, в которых хранятся (или хранились ранее) священные писания Шакьямуни.
Спустя полчаса, зал стал плавно заполняться различными нечистотами и в голове словно колокольный звон начали яркими вспышками всплывать фрагменты прошлой жизни души студента.
Акайо. – Так вот значит почему меня так всегда влекло к буддизму!
Присяжные вошли первыми и каждое новое-знакомое лицо, ударяло наковальней по вискам Окумура.
Каланитисса (отодвинув разум Акайо на задний план). – Мара, Цен. Я смотрю не упускаете возможность насладиться моим возвращением!
Слова были обращены к вошедшему искусителю душ и демону красного цвета.
Пока память души окончательно не пришла в норму, в голове Акайо словно боролись два человека: один делился историей, второй с трудом все поглощал, забывая о своей прожитой жизни.
Каланитисса. – Ньен! Старый проказник! Даже тебя уговорили покинуть родной дом.
То был бык желтого цвета, который в свою очередь на высказанную Королем лесть, выпустил из ноздрей пар.
Каланитисса. – Цати? Да я посмотрю вся моя семья сегодня в сборе.
С этим воином у него были тесные узы. Он и сам позабыл насколько связал себя с этим чудовищем.
Присяжные уже давно заполняли свои места и позади трона Окумура разместились местные зеваки – роланги. Это самые обычные ожившие мертвецы, поднятые от вечного сна с местного тибетского кладбища. Кто-то видимо сильно потревожил священную землю, раз смог навести столько много шума. Голос в голове японца усмирился и больше, покамест, не встревал в разговор. Тишина в голове принесла мимолетную радость, смешавшись с новой бурей неизведанного. На лице студента вырисовалась излучена губ, вот только проблема, в которой он оказался, осталась.
Акайо (шепотом). – Я понимаю ваш язык!
Слова чуть было не слетели с уст японца, и он принялся вытягивать из присяжных новую и очень полезную информацию. Пока Каланитисса не вступил в игру, Окумура не понимал о какой книге так множество перешептываний и опасений. На их жутковатых лицах можно было разглядеть тревогу и боязнь.
Каланитисса. – Так значит Супродемус здесь, в суде!..
Акайо не успел уловить всю суть внезапной радости в нейронах его мозга, отвлекшись на вошедшую судью.
Ответственный секретарь. – Встать! Суд идет!
