style="font-size:15px;"> – Ты уж присматривай, пожалуйста, за садом, – тихо просил он брата перед самым отъездом. – Оливки я и сам могу держать, сад, поля…. Всё ведь пригодится, всё – еда…
Шли пятидесятые годы. Война закончилась, оставив после себя боль и холод. Джузеппе, вложив и потеряв всё в надежде выкупить меня, первые годы ещё как-то пытался остаться, расплатиться с долгом. Да где там, когда ни работы, ни еды толком не было. В конце концов, скрепя сердце, продал свою долю брату Роберто, купил домик поменьше в соседней деревне и уехал.
В тот декабрьский день шёл мелкий дождь. Переезд в новое жильё устроили за день. Перевезли в телеге мебель, какая уместилась, нехитрую кухонную утварь, какой-то текстиль. Благо, ехать было недалеко, быстро управились. В последнюю телегу уместились личные вещи в баулах и чемоданах, сверху на которых сидели две маленькие девочки и их мать. Эва тихо лила слёзы, утираясь платком, а Картоха смотрел на меня, держа руку на коленях жены.
– Масло молодое пусть в подвале пока останется, хорошо? – продолжал он напутствия брату, даже не глядя на него. Смотрел куда-то в сторону, пряча глаза. – Мне его негде держать. Картошка тоже, яблоки… Я постепенно заберу, а пока пусть тут лежит.
Адамо молча кивал. Жить здесь одному со своей семьёй – то, чего он вроде бы хотел, – оказалось не таким уж желанным. Он чувствовал, что что-то пошло не так, что-то рушится с уходом брата. И не знал, что сказать. А Картоха всё говорил, будто нужно было успеть, как в последний раз. Он чувствовал, что больше не вернётся, хоть и не желал верить тяжёлым мыслям.
– Ключ я оставил под нижней ступенькой лестницы. Придёт Роберто – скажи ему. Дров на растопку камина много заготовил. Если ему не нужно, то я тоже заберу понемногу. Он решил? Будет здесь жить?
– Говорит, что будет. Только не знает, когда переедет. Дело у них с сыном в городе, ты же знаешь. Удобнее там жить.
– Как же без ухода? Дому нужна крепкая рука…. Всё же погибнет. Ты будешь…?
– Картоха… Ты сам виноват… Я не люблю гор и лесов, мне бы к морю.… Вот рыбу ловить люблю.
Эва громко всхлипнула и прижала к себе детей. Девочки сидели, притихнув, во все глаза смотрели на отца и дядю. Им было непонятно, почему они должны уезжать из родного дома неизвестно куда и зачем. Картоха махнул рукой, уставившись в землю, и было ему горько.
– Я только хотел, как лучше…. Но лишь бы дом остался в семье. Не отдавай чужим… Так отец завещал.
Запрыгнул лихо в телегу, подобрал вожжи, хлестнул до боли лошадь и тронулся. Я смотрел, как уходит со двора Картоха, и не мог его остановить. Он не слышал стонов в порывах ветра, он не заметил, что птицы перестали петь в ветвях олеандра у въезда. Он даже не обернулся напоследок…
С силой захлопнулась вековая дубовая дверь, да так крепко, что замки заклинило. Потом её будут открывать отмычками и оставят следы. У Картохи же только дёрнулись от резкого звука плечи, но, стиснув зубы, он прибавил ходу.
«Хорошо, что идёт дождь…», подумал он и вытер рукавом лицо.
Тогда
