свой поступок особой тягой к знаниям и устройством личной жизни. Записи домашних разговоров мы передадим Валентине. До связи».
Да, девочка, задала ты мне задачку… Никто и никогда не намеревался покидать спецпункты по собственному желанию. Но почему меня не проинформировали? Считал себя гением, а тут на тебе – личная жизнь. Неужели человеческая натура победила искусственную жизнь, вакцина дала сбой? Спецорганы в круглосуточном режиме прослушивали привитых, впрочем, и всех остальных тоже. Сводки приходили всегда положительные: люди работали с энтузиазмом, возвращались домой после работы довольные и счастливые. Развлечений им особо не требовалось, просто жили и радовались каждому дню. Вот таким, возможно, бывает счастье, для которого не так уж много надо. Просто любить жизнь во всех ее проявлениях.
Валентина вошла без стука.
– Владимир Яковлевич!
От внезапного появления я вздрогнул.
– Вы что, хотите меня заикой сделать?
– Извините, мне сказали срочно, только что доставили. Она положила кассеты и вышла. Всего три… Молчаливое семейство оказалось.
Вставил кассету под № 1, надел наушники, прибавил громкость и начал слушать.
– Мама, я не буду пить молоко. В школе тоже кипяченое. Меня воротит от этой белой массы!
– Ты что, телевизор не смотришь? Все нормальные люди по утрам пьют молоко.
– Я сказала не буду! Не заставляй меня!
– Вся в отца! Ты знаешь, он умер в молодом возрасте, я его умоляла пить молоко.
– Мама, я не в детском саду, чтобы слушать сказки. Если бы папа был жив, я уверена, он никогда не заставлял бы меня делать то, чего я не хочу.
– «Не хочу!» Нет таких слов. Есть слово «надо!».
– Вот кому надо, тот пусть и делает.
– Сил моих нет. Пожалуюсь врачам – пусть они тебя успокоят.
– Была я уже в больнице, и что-то не видела там врачей, пьющих молоко. Коньячок в ночную смену – это да! Только больным советовали: «Лейте, пейте – это полезно!».
Остановил кассету. Ничего такого в разговоре не нашел. Задумался… Ведь я тоже терпеть не могу молоко. Мои родители никогда меня не заставляли его пить.
Я рос в семье микробиологов. Часто в детстве болтался у них в лаборатории. Папа и мама были сиротами. Присматривать за мной было некому, иногда просили соседку Нюсю по коммунальной квартире. Нюся была одинокая женщина, судьбы ее я не знаю. Самое противное для меня то, что она охотно соглашалась и уводила меня в свою комнату, пахнущую нафталином и овечьей шерстью. Так я скрашивал ее одиночество. Но мне с ней было скучно, все время она пыталась меня накормить, читала неинтересные сказки, заставляла искать укатившийся клубок с пряжей.
Каждое утро я устраивал истерику родителям, выбегал в коридор, садился у входной двери и громко рыдал. Иногда мой примитивный план срабатывал. Родительское сердце не выдерживало слез и соплей и меня брали с собой. Вот это была настоящая
