возле печи, вытянулся и зашипел.
– Чаво горлопанишь, окаянный, опять Ваську напугал! Иди с Богом, Иванова дудка. Авдотья развернула Федю и выпроводила из дому.
В избе пахло чистотой и пирогами. Тишину нарушил звук мотора отъезжающей машины. Через пять минут все стихло. Авдотья вернулась.
– Не обращайте внимания, быват, что-то находит на няво. Может, руки хотите помыть с дороги? Умывальник в сенях, полотенце на крючке чистое. Нужник за домом. Пройдемте, покажу покои.
Мы вошли в небольшую комнатку. Лампадка, стоявшая на сундуке, давала слабый свет, дуло из окна, фитиль танцевал под лампой, искажая наши тени. Справа находилось мое временное ложе – железная двухспальная кровать с высокой периной и многочисленными подушками, выстроенными в ряд. В левом углу висели иконы. Авдотья перекрестилась и поклонилась им.
– Вы верующая, Авдотья Лукинична?
– Глупый вопрос задаете, конешно, веруща, иль подумали, образа для красоты повесила? А вы небось атестат?
– Атеист, – поправил я.
– Не могу запомнить паршивое это слово. Авдотья перекрестила рот.
– А Вы где спать будете?
– В сенях, милок, летом завсегда там отдыхаю.
– Электричества по всей деревне нет?
– Чаво нету?
– Свет есть у вас?
– А как же, с рассветом и появится. Солнышко завсегда светит. Вы свои пожитки оставляйте и пойдемте чаю попьем с пирогами.
– Спасибо, я не голоден, в поезде не выспался, с ног валюсь.
– Так отдыхайте, силы набирайте. Спокойной ночи!
– И Вам того же.
Она прикрутила фитилек в лампадке, натянула занавеску, заменяющую дверь, и пропала в темноте. Белоснежная накрахмаленная постель пахла скошенной травой. Разве матрац может сравниться с периной? Она словно обнимает со всех сторон и убаюкивает. Я моментально заснул.
Грохот падающей на пол металлической посуды прервал мой сон. Посмотрел на часы: стрелки показывали ровно 8.30. Потянулся, вставать не хотелось, если бы не звала естественная нужда. Надел спортивный костюм и, прихватив с собой зубную щетку с пастой, отправился к намеченной цели.
Авдотья Лукинична суетилась на кухне, накрывая на стол.
– Доброе утро, Авдотья Лукинична!
– Доброе для меня, коль имя мое не позабыли. Умывайтесь, затем завтрикать будем, – сказала, не оборачиваясь, и продолжала возиться с посудой.
Вернулся с начищенными зубами, и моя рука потянулась к пирогам.
– Тольки с картоплей напекла, – она ближе пододвинула ко мне тарелку.
– Очень вкусно! – сделал комплимент и потянулся за вторым. Из глиняного кувшина Авдотья Лукинична налила молоко в граненый стакан.
– Вы, конечно, мастерица по выпечке. Забытый вкус, тетушка меня в детстве тоже баловала пирогами, но ваши намного вкуснее!
Тарелка
