всегда больно, а когда эта кровь на твоих руках, больнее вдвойне.
После операций, реабилитации я часами смотрела в одну точку, сидя в огромной белоснежной палате. Я так его ждала, так хотела его присутствия, но он не приходил, и я придумала себе, что так, наверное, даже лучше. Продолжая каждое утро ждать прихода врача, который скажет: там ваш муж пришел. Но никто ничего не говорил.
Доронина не было, а все свои порывы позвонить ему я заталкивала куда подальше. Это было моей ошибкой, а может быть, и спасением. Пока я была в больнице, в его доме поселилась Мартынова. Она вовремя вошла в его жизнь, как и обещала мне когда-то. Ведь тогда она была во всем права, она сможет принять все те ужасы, которые происходят в его жизни. Она сможет, а я не смогла, как она и обещала. Увидеть ее, понимая, что он спал с ней, пока я торчала в больничной палате, прямой путь к саморазрушению. Я ненавидела себя за содеянное, его – за то, что изменил. Изменил, пока мы были мужем и женой. Уже тогда я была готова повернуть назад. После кладбища в его доме, после развода, все казалось пустым. Все мои обиды и истерики. Обнимая его в кабинете, чувствуя его тепло, я знала одно – я не смогу улететь. Просто не смогу без него.
Но все получилось иначе. В том, что произошла трагедия, виноват каждый из нас. Конечно, моя вина больше, не будь я такой дурой… хотя сейчас сокрушаться о прошлом бессмысленно…
Мне жаль, что все вышло именно так. Я наказала сама себя и также с лихвой наказала Доронина.
Может быть, Анфиска тоже была моим наказанием за глупость и трусость? Не знаю…
Но простить предательство у меня не было сил, даже несмотря на то, что где-то я сама подтолкнула его на тот путь. Когда Сашка приехал в Москву, я хотела его проигнорировать, точно решив, что пора отпустить произошедшее и его самого в первую очередь. Быть вместе тогда было равно мукам для обоих. Но он не хотел принять мое решение, сорвался, злился, попытался совершить то, о чем потом бы жалел. Это стало отправной точкой. Гранью, которую мы перешли в наших страданиях. Исправлять уже было нечего, мы все разрушили. Сами.
– Мариш, ты чего застыла? – Нонна касается моей руки, сводя черные бровки.
– Задумалась, – выдыхаю, – поздравляю еще раз, – сжимаю ножку бокала, – счастья вам.
– Спас-и-и-ибо.
Звон стекла и тихая музыка. Тепло, разливающееся по телу. Оглядываюсь по сторонам, замечая людей, ощущая бурлящую жизнь. Во мне она тоже кипит, эта жизнь, или же я вновь ее для себя придумываю.
До десяти мы сидим с Ноннкой, отмечаем ее предстоящее замужество, смеемся. Дома меня встречает Костя, которого я считаю другом. Хорошим, надежным другом. Прошло три года, но я так и не почувствовала в себе хоть чего-то похожего на любовь женщины к мужчине. Нет. Он это чувствует, я знаю. Возможно, вскоре все это закончится, а пока мы отчаянно цепляемся друг за друга, наслаждаясь комфортом и безопасностью.
– Как посидели? – Костя помогает мне снять пиджак, вешая тот в шкаф.
– Отлично, –
