он острый взгляд, в самое сердце попал.
Все в деревне верили, что мать Дарины сама лесная ведьма, только Старый Барсук и Молчан знали, что случайная рдзенская чародейка выносила ребёнка и сбежала.
– Нашла, – признала Дара. – Только она мертва, её казнили Охотники.
– Ты за это спалила Совин?
– И за это тоже.
Мимо то и дело сновали люди, одни заходили в гридницу, другие выходили, Дара с Богданом мешались всем на пути. Они отошли в сторону, встали под закрытыми окнами, неловко глядя в разные стороны, только не друг на друга. Странной вышла их встреча, словно два незнакомца пересеклись случайно, и говорить им оказалось не о чем, каждое слово рождалось тяжело.
– Расскажи, пожалуйста, как там дед Барсук, как Ждана? Давно их видел?
– Неплохо они, здоровы, это главное. Зареченские от них ушли, как только общую избу поставили. Старый Барсук снова ходит, но на мельнице он теперь совсем не помощник. Не знаю, как Ждана по весне одна справится.
Заныло сердце, на глазах неожиданно, пугающе быстро выступили слёзы.
– Как ты оказался в ополчении? Зачем согласился идти на войну?
– Никто меня не спрашивал. Приехал боярин, велел людей собирать, меня выбрали, так как я здоровый и сильный. Вот, теперь сражаться учат.
Они снова неловко помолчали. Дара кусала губы, Богдан глядел куда-то вдаль, топтался на месте, смешивая снег с грязью.
– Я могу попросить Великого князя отпустить тебя домой, – предложила Дара. – Он пойдёт мне навстречу.
Богдан вдруг посмотрел прямо ей в глаза, пронзительно, обиженно.
– Не надо, госпожа лесная ведьма, – процедил он. – Всё в порядке, не я один из Мирной пришёл, своих не брошу.
– Ты единственный сын у отца, кто будет ему помогать?
– А сейчас не только мой отец наследника может потерять, у всех так, – упрямо сказал Богдан. – Ты, госпожа, не сердись, а я пойду. Боярин Ростислав меня одного ждать не будет, за опоздание ещё и выпороть велит. А сестре своей, раз она тоже тут, мои добрые пожелания передай.
– Богдан! – Отчаяние прозвенело в голосе. Дара протянула руку, пытаясь ухватить юношу за локоть, но он быстро взбежал на крыльцо.
– Прощай, госпожа, – громко хлопнула дверь.
Дарине стало тошно и мерзко, словно помоями её облили. Что она сделала, чтобы Богдан её ненавидел? Вспомнились тут же собственные насмешки и издёвки, злые игры, в которые она играла с парнем. Но никогда прежде Богдан не говорил с ней так холодно. А теперь словно стена между ними выросла. Что же выходит? Он мог простить ей жестокость, но не превосходство?
Солнце уже клонилось к земле, быстро тускнели краски.
Дарина поспешила вернуться в княжеский дворец, на женскую половину и велела служанке найти её сестру.
Их с Весей поселили в большой тёплой палате, и пусть на двоих стояла лишь одна кровать, но она была мягкой и тёплой, застеленной меховыми шкурами.
