и освободили по амнистии в октябре после манифеста – произнёс Рутенберг. – У нас, Пётр Иоакимович, много общего.
– Но я всё ещё старался быть полезным стране и разработал программу комплексного развития Сибири на основе горнодобывающей промышленности. А вместо этого под угрозой суда вынужден был эмигрировать.
– Я тоже бежал от преследования охранки. Вначале в Берлин, потом перебрался в Париж, и наконец, осел в Генуе.
– А мы с Ниной около двух лет прожили в Риме. Там я участвовал в подписании нового торгового договора России с Италией.
– Так у тебя есть необходимый нам опыт, Пётр Иоакимович, – с удовлетворением заметил Рутенберг, и улыбка пробежала по его лицу.
На балкон вышла Нина Александровна и позвала мужчин к столу.
3
Рутенберг и Пальчинский принялись за дело. Они продолжили собирать информацию о донецком угле и возможностях его доставки в Италию. Но закончить дело не успели. Пальчинского вызвали сопровождать плавучую выставку, организованную для показа в портах левантийского побережья Средиземного моря. Вернулся он через несколько месяцев, и оказалось, что из-за тяжёлого кризиса в горной промышленности Совет съездов не располагает необходимыми средствами для продолжения начатой Пальчинским работы. Но к этому времени Рутенберг уже серьёзно продвинулся в ней и бросить дело не захотел. Пётр Иоакимович оставался официальным представителем и давал ему необходимые сведения и разъяснения. Накопилось достаточно материала, чтобы обратиться к правительству. Несколько дней Рутенберг работал с пишущей машинкой над докладной запиской, стремясь сделать её одновременно информативной и лаконичной. Потом вложил три листа в конверт, на котором напечатал: «Рим. Правительству итальянской республики. От Петра Рутенберга, инженера-технолога, Генуя». Он указал свой домашний адрес на улице Руффини, куда перебрался в начале года.
Не прошло и двух недель, как он получил ответное письмо. Секретарь правительства по поручению премьер-министра просил прибыть для беседы и дачи необходимых разъяснений. Рутенберг известил об этом Пальчинского и тем же вечером выехал в Рим.
В приёмной председателя совета министров ждать пришлось недолго. Деревянная резная дверь открылась, и его пригласили войти. В обширном кабинете, пересечённом надвое длинным столом, находилось трое. В одном, импозантном господине с длинными седыми усами и бородой, сидящем в торце стола, Рутенберг сразу узнал Луиджи Луццатти. Портреты главы недавно сформировавшегося правительства он видел в апрельских газетах. Его не удивило, что пресса спокойно писала о главе государства еврейского происхождения. Антисемитизм большинству итальянцев свойствен не был. Все знали, что небольшая, но влиятельная, еврейская община Италии дала стране много знаменитых людей. Луццатти был вторым премьер-министром евреем. До него дважды правительство возглавлял еврей Сидней Соннино.
– Садитесь, синьор Рутенберг, – произнёс он, показав правой рукой на стул возле себя.
