style="font-size:15px;"> Наблюдая за кошкой, я совершенно забыла про Тануку и не заметила, когда он успел пролезть в укрытие для припасов в носовой части, чтобы спрятаться от бури. Как только Патронесса встала, выгнула спину и изготовилась прыгнуть на меня, я скользнула в свой ящик. Обернувшись, чтобы сквозь щелку проверить, где кошка, я очутилась нос к носу с Танукой: щека опухла, лицо замызганное.
Он попытался прихлопнуть меня ладонью. Пронзительно запищав, я увернулась и нырнула в складку мешковины. Не сразу сообразив, что оказалась в мешке с мукой, я зарывалась все глубже. Мука забила нос, заполнила рот. Слишком поздно я поняла, что непременно задохнусь. Врагов стало больше, оставшиеся мне мгновения жизни сочтены.
Кашляя, фыркая, поднимая в воздух клубы мучной пыли, я выбралась из мешка и забилась поглубже в угол на носу шлюпки. Пальцы Тануки шарили совсем рядом в попытке схватить меня. Вот он поймал меня за спину, потянул к себе. Бешено дернувшись, я высвободилась и подскочила к деревянной стенке: там оказалось малюсенькая щель от выпавшего сучка, и я забилась в нее, обдирая себе бока. Протиснулась еле-еле, но ни враг-кошка, ни враг-человек теперь не смогут меня достать. И клянусь, больше ни за что не вылезу отсюда – лишь бы спастись от этих нелепых отростков, которыми Танука пытается меня уничтожить. Наконец он бросил свою затею.
Долго-долго я сидела не шевелясь. Во рту мука смешалась со слюной, превратилась в тягучее тесто, которое я не могла проглотить. И мне стало невыносимо себя жалко. Единственное, что придавало сил, – воспоминание о голоске моего брата. Я пообещала, что найду его. А он пообещал найти меня. Кто-то из нас должен сдержать слово.
Меры предосторожности
Я думала об утраченном чаще, чем это следовало делать юной мыши. Эти мысли не шли у меня из головы. Я просыпалась от того, что во сне нашла братьев и сестер в гнезде мертвыми, окоченевшими. Мне снилось, как они пищат в кошачьей пасти, а потом умолкают навечно. Один раз во сне пришла мама: она рассказывала нам, как устроен этот мир, говорила мне ласковые слова. А потом исчезла в одно мгновение.
Сколько же вопросов я не успела ей задать! Страдала ли она? А мои братья и сестры? Они мучились? Оливия, моя сестренка, о чем она думала в последние секунды жизни? Спрашивала ли она, почему мы ее не спасаем? Я понимала, что в ее смерти нет моей вины, но времени на размышления было слишком много, поэтому я все больше и больше начинала винить себя. А она? Вдруг там, в другой жизни, она обижена на меня?
– Мамочка, мамочка… – прошептала я в ночную мглу. – Если ты слышишь меня, пожалуйста, расскажи Чарльзу Себастьяну, что я жива. И что мы обязательно найдем друг друга. Скажи, что я по-настоящему верю в него – как ты верила в меня. Как твой отец верил в тебя.
Я поежилась, стряхивая сомнения. Услышала меня мама или нет, мне стало легче только от того, что я проговорила нужные слова вслух на фоне шумного моря. Лучше бы мы так сильно не опекали Чарльза Себастьяна. Лучше бы я была
