брата и прекрасно понимая, что уж на перилах его точно не может быть. Но все же я надеялась.
Между шлюпкой и кораблем появилась полоска воды. Хотя оба судна стояли на месте. Но какая разница? Чарльза Себастьяна больше нет. Я осталась одна. Задыхаясь от нехватки воздуха, я приказала себе выйти из оцепенения. И услышала голос капитана.
– Этот бунт будет преследовать тебя до самой смерти, мистер Томас! – орал он в сторону судна. – Я не успокоюсь, пока не увижу, как ты болтаешься на рее!
Бунт! Снова это слово. Слово, чтобы обозначить царящую неразбериху. Я уже поняла, что бунт – это борьба между двумя сторонами, но все еще не могла уловить точное значение. Для громко хохотавших матросов, которые остались на борту судна, бунт значил независимость от капитана, свободу и, пожалуй, покой. А для тех, с кем мы теперь в одной лодке, это слово означало предательство, потрясение, страх. А еще изгнание, одиночество. Мы оказались самыми слабенькими в помете, заморышами, не сумевшими дать бой, вот никто и не думал о нас заботиться – нас просто вышвырнули.
Для меня бунт означал неминуемую смерть. Как там мой Чарльз Себастьян, за которым погналась Патронесса? Если чудом мне удастся выжить, то понадобится еще одно чудо, чтобы залечить мое разбитое вдребезги сердце. Я никогда больше не увижу брата. От осознания этой страшной истины все тело обдало жаром: каждая шерстинка отозвалась болью. Зачем мне теперь жить?
Издалека донесся тонкий детский плач. Кто это? Сестра Тануки? Как страшно… Под единственным изодранным парусом наша шлюпка, забитая изгоями, удалялась от судна. Все больше и больше морской воды разделяло нас. И вдруг донесся еле слышный, слабый писк с корабля:
– Кларисса!
Сердце замерло, дыхание остановилось. Мне показалось? Пережитое так повлияло на меня? Голос брата теперь станет мне чудиться в ночных кошмарах? Подняв ушки, я хотела поймать звук, который вряд ли был доступен еще кому-то. И снова услышала его.
– Кларисса!
Вжавшись в доски, я изо всех сил всматривалась в удаляющееся судно. Но не видела ничего.
– Чарльз Себастьян! – запищала я, пытаясь перекричать плеск волн.
– Вернись! Вернись! – рыдал он.
Плач брата разбил мне сердце. Я смотрела на враждебное море. На то, как увеличивается расстояние между нами и судном. Столько мне не проплыть. И никогда не вскарабкаться по отвесному скользкому борту корабля, даже если я не утону. Слишком страшно, чтобы даже попытаться.
– Не могу…
– Я хочу с тобой! – прокричал Чарльз Себастьян.
– Нет! Будь там! – Надо было остановить брата, пока он, поддавшись порыву, не прыгнул в воду. Это верная гибель. – Я найду тебя. Слышишь? Я найду тебя! Слушайся голоса разума, Чарльз Себастьян! Выживи! – прокричала я, а затем, как эхо, повторила мамины слова: – Нужно, чтобы всего одна мышь верила в тебя. И эта мышь – я!
Может,
