если бабой родился, так она заменит то, что у мужиков обычно под пузом болтается?
– Да я тебя ссяс! – взревел рыжий, отбрасывая в сторону плеть и хватаясь за потертую рукоять клинка.
Гловач, в очередной раз следовало отдать должное его проворности, выхватил корд из ножен одним плавным движением. Видимо, заученным куда лучше, чем «Отче наш». Потому что вышло оно столь быстрым, что стражник еле успел уклониться от внезапно возникшего прямо перед носом острия. А клинок его замер на полпути из ножен.
– Не тебе, смерд, пленных решить, – зло щуря маленькие свинячьи глазки, весомо обронил он. И обвел всю честную компанию колким взглядом.
Что характерно, те не стали бросаться на него. Отступили. Один даже, нерешительно сдернув с башки шапку, виновато поклонился. Но, разумеется, не тот, в отношении половой принадлежности которого высказал сомнения Денис.
– Ты бы, пан, полегсе сабелькой махал, – недобро оскалил свой щербатый частокол стражник. – Мы тут не станем терпеть насмески от тех, кто город третий год морит. И тех, кто им не месает того делать, набивая свои брюхи, пока мы тута с голоду пухнем, такозе не станем.
– Стоять! – голос прозвучал ровно и требовательно. И не сказать чтобы громко. Тем не менее оказался выше всей суматохи. Его обладатель решительно считал шагами ступени, спускаясь с высокого крыльца.
– Не думал я, воевода, что людишки твои на подданных его величества короля Польши Сигизмунда бросаться начнут. – Гловач сопел так недовольно, будто узнал, что чревоугодие – это все-таки грех и он сегодня исчерпал свой жизненный лимит на пропитание.
– Короля Польши и Литвы, – спокойно поправил вельможа. – Они такие же его поданные, как и ты. Не стоит о том забывать. Впрочем, смоляне уж склонны думать, что король и сам о них давно позабыл. Вот и ярятся.
Вся тонкая горделивая стать выдавала в нем человека исключительно высокого сана. Который привык движением пальцев решать судьбы людей. Глаза смотрели из-под карниза нависшего лба холодно и колко. Упрямая челюсть с аккуратно стриженной бородой, в которой вились седые пряди, выдавалась вперед. И хотя наряд его никак нельзя было назвать нарядным – выгоревший на солнце кафтан, небрежно наброшенный на узкие плечи поверх белой рубахи, – вряд ли его можно было бы спутать с простолюдином. Таким, как тот же рыжий свисток, например.
Сановник приблизился к замершей посреди двора своре людей. Чуть заметно кивнул. Дениса тут же бухнули на колени перед вельможей. Один из предпринявших этот маневр служивых сгреб пленника сзади за волосы, задрал лицом вверх. Видимо, чтобы хозяин сих мест мог насладиться редкой красоты картиной опухшей от побоев рожи.
– У него что, ухо прострелено? Надо же. На вершок в сторону – и все. Счастливчик.
– Да уж конечно, – уныло пробурчал Денис. И тут же получил дичайшей силы удар по почке. А когда тело скрутило рвущей жилы судорогой, второй молодец всадил ему кулак в живот.
«И почему эти скоты не сделали
