из этих книг была итогом определенного этапа творческой эволюции поэта: в «Лирическом Пантеоне» собраны стихи, характеризующие самые ранние творческие поиски Фета и обозначившие художественное самоопределение поэта. Сборник 1850 г. представил итог раннего (студенческого и начала «офицерского») этапа лирического развития поэта. Сборник 1856 г. отразил временную близость Фета к эстетическим установкам кружка «Современника» середины 50-х годов. Наконец, двухтомное собрание 1863 г. подвело итог раннему творчеству поэта, обобщив попытки его «лирической» деятельности и одновременно ознаменовав его временный отход от литературы.
В этих сборниках проявилась и «эволюция» симпатий самого Фета, и более общие явления: так, двухтомник 1863 г. был единственным из всех стихотворных собраний Фета, которое было предпринято не по инициативе и не на средства самого поэта, а заказано ему книгоиздателем (К.Т. Солдатенковым) и, таким образом, свидетельствовало о наступившей известности его поэтического имени и о «вхождении» его в «большую» русскую литературу.
Вместе с тем именно это издание (которое, будучи издано тиражом в 2400 экземпляров, расходилось среди читателей в течение 30 лет) Д.И. Писарев посоветовал продавать «пудами для оклеивания комнат под обои и для завертывания сальных свечей, мещерского сыра и копченой рыбы». Наблюдения критика были тем злее и обиднее, чем точнее соответствовали действительному положению вещей, сложившемуся в бурной атмосфере 60-х годов: «…г. Фет <…> сказал в прошлом 1863 году последнее прости своей литературной славе; он сам отпел, сам похоронил ее и сам поставил над свежею могилою величественный памятник, из-под которого покойница уже никогда не встанет; памятник этот состоит не из гранита и мрамора, а из печатной бумаги; воздвигнут он не в обширных сердцах благородных россиян, а в тесных кладовых весьма неблагодарных книгопродавцев; монумент этот будет, конечно, несокрушимее бронзы (aere perennius), потому что бронза продается и покупается, а стихотворения г. Фета, составляющие вышеупомянутый монумент, в наше время уже не подвергаются этим неэстетическим операциям»15.
Но через четверть века отношение к этому старому фетовскому собранию стихов принципиально изменилось: «Имя Фета выделилось<…> – вспоминал П.П. Перцов, – не столько по превосходству (еще мало сознаваемому) таланта, сколько в силу того специфического эстетизма, связанного с этим именем, который заставил некогда Тургенева изречь: “Кто не понимает Фета – не понимает поэзии”. По крайней мере, мы, “начинающие”, сознательно считали себя “фетышистами” и исповедовали “магометанский” тезис того же Тургенева: “Нет Фета, кроме Фета”. Это не мешало, разумеется, весьма первоначальному, “зеленому” пониманию поэта, при котором “Вечерние огни” принимались лишь как новый вариант молодых стихов их автора, и на первый план во впечатлении и влиянии выдвигалось резюмирующее издание этих последних в двух томах 1863 г., тогда еще бывшее в продаже. Этот “Фет шестьдесят третьего года” и являлся недосягаемым
