себя спасла.
Спасла не телом, а душой.
И подарила ей Свободу.
Страницу повести открой
Про новый день на Небосводе.
И подари себе ты рай.
Что может быть ещё ценней?
Ты улетишь в цветущий край
По ранней солнечной весне.
Не бойся быть самой собой,
Пусть осуждают все вокруг,
Себя любовью ты покрой,
И разомкнётся злобы круг.
Не верь страстям ты и угрозам,
В их плен уже не попадись,
Утри с лица смелее слёзы
И просто миру улыбнись.
И громко крикни: «Я свободна!»
Твой крик подхватит ветер пусть.
Уже твой страх в тебе не дрогнет,
Не шевельнётся в сердце грусть.
Возьми цветок в свою ладонь
И полетай в долине снов,
Мечтанья ты свои затронь,
Освобождаясь от оков….
Я читаю это медленно почти без интонации, я не слышу себя, но зато отлично понимаю смысл, возможно не до конца, но мне кажется, что понимаю. Затем плавно перевожу взгляд на свои руки, будто там действительно есть оковы и встряхиваю их сильно-сильно. Только теперь ко мне приходит настоящее понимание. Нет, не так просто освободиться от оков. Нужен труд над собой, нужна планомерная работа, даже тогда можно будет жить среди этих людей-механизмов, внутренне сочувствуя им. Я сжимаю руку в кулак и понимаю, что не пойду путём Витьки. Я молча благодарю его за толчок, который он передал мне соей гибелью, и понимаю, что я должна бороться за себя, отстаивая своё место под этим Солнцем…
…
Я проснулась от непривычного озноба, обычно я засыпаю под ворохом одеял в тепле и просыпаюсь, чтобы только вдохнуть порцию свежего воздуха или потому что бываю очень голодна. Я надела шерстяную кофту, халат, спустилась в буфет. Тётя Клава, как обычно, ходит между столов и делает строгие замечания отдыхающим, и ей нет никакого дела до груды растущих тарелок, чашек и ложек. Она поглощена своим любимым делом.
Вернувшись, я обратила внимание, что нянечка перестилает постельное бельё на бывшей Вариной кровати. Она мнёт подушку, аккуратно ставит её у изголовья и собирается выйти, но я останавливаю её.
– Ко мне кого-то подселяют? – спрашиваю.
– Да, кажется, сегодня утром поступила новенькая, а в санатории больше нет мест.
– Новенькая?
Эта новость меня огорчила, я представила, что мне вновь придётся прятать свои странности и приспосабливаться к кому-то, ведь никто ещё никогда не приспосабливался ко мне. Тем более, после Витькиной смерти прошло ещё не так много времени, удастся ли мне скрыть свои слёзы или придётся снова объяснять, что происходит в моей душе, рискуя быть непонятой. Нет, я этого не хотела.
Минут через пятнадцать, когда я осталась совершенно
