проводятся физиопроцедуры, есть ещё кабинет для инъекций, но там я была всего два раза, когда мне кололи «реланиум». Мне нравится спокойная, всегда обходительная медсестра Антонина Михайловна, недавно ей исполнилось сорок лет, накрывали стол, где собирались только одни сотрудники санатория, но Антонина Михайловна звала также отдыхающих. Я не пошла, хотя искренне желала ей всего самого лучшего, что обычно желают в дни рождения. В тот день она угостила меня тортом, когда я пришла вечером на лечение.
Мне даже кажется, что тебе помогают не столько физиопроцедуры, назначаемые врачом, сколько дружелюбное отношение медсестры, её тепло, уют, спокойствие и тишина кабинета. С физиопроцедур я возвращаюсь всегда умиротворённой и редко впадаю в плач. Увы, в мире таких людей значительно меньше, чем агрессивных и корыстных, иначе все псих лечебницы давно бы оставались пустыми. Я никому не высказываю своих мыслей, просто думаю, что не поймут.
Антонина Михайловна, как обычно, приветливо улыбается мне:
– Здравствуй, Вера! Давно я жду тебя. Как сегодня спалось?
– Хорошо.
– Ложись, – она готовит для меня кушетку, обрабатывает её разведённым раствором хлорки, от которого исходит крепкий запах, так положено.
Я охотно подчиняюсь, ощущая, что теперь заботу обо мне возьмут на себя её мягкие тёплые руки. Возможно, такие же руки должны были быть у моей мамы, если бы она не отказалась от меня после родов. И вообще, я люблю всё тёплое и нежное, даже засыпая, я представляю себе махровое полотенце, совершенно новенькое, в которое я укутываюсь, чтобы насладиться своим состоянием.
Антонина Михайловна просит меня закрыть глаза, затем одевает на моё лицо специальное приспособление в виде очков с толстыми тёмными стёклами, далее она уходит куда-то, и некоторое время я лежу одна. Вот тут-то и начинается глубокое успокоение, потому что я проваливаюсь в состояние блаженства. Затем она возвращается и говорит:
– Верочка, сосредоточься, сейчас будет твой любимый электросон.
Включает прибор, и я уже больше ничего не чувствую. Я давно играю в такую игру. Я вообразила себе, что электросон – это нечто вроде кино, только показывают его не на внешнем экране и не для всех, на внутреннем и только исключительно для тебя. Антонина Михайловна с охотой приняла правила этой игры, потому что после очередного сеанса я рассказываю ей о своём «сновидении», хотя обе мы прекрасно понимаем, что всё это – игра воображения.
На этот раз я тоже должна увидеть свой сон, поэтому я закрываю глаза и мысленно сосредотачиваюсь на внутреннем экране, отражающем лишь картины моего воображения. Далее я действительно сплю, не замечая, что происходит вокруг и в частности то, что в физиокабинет приходят другие больные (отдыхающие) за получением своей порции спокойствия и приветливости Антонины Михайловны. Я конечно же не слышу того, как они шаркают своей обувью по деревянным доскам пола, давно истёршимся и частично лишённым краски.
Наконец
