style="font-size:15px;"> Нет, он не устал. Он даже готов хоть сейчас рассказать матери о своих приключениях в дороге.
Марии Павловне, конечно, хотелось узнать, почему сын появился в доме в столь необычный час, когда ни один автобус из республиканской столицы или со станции Каменской в город не приходит, – однако, сдержав нетерпение, она предложила:
– Сначала, сын, поешь.
Накрыла скатертью стол в гостиной. Через несколько минут на столе шипела сковородка с подрумяненной картошкой.
– Сейчас принесу тарелку.
Мария Павловна опять пошла на кухню, где в шкафу, прибитом к стене, стояла посуда, а когда вернулась, взору её предстала такая картина: ещё не остывшая сковородка была пуста, а Михаил, положив голову на стол, крепко спал.
Мария Павловна с трудом уговорила его раздеться и лечь в кровать.
Лучи солнца, упав на подушку, не разбудили Михаила, а, судя по улыбке, вдруг оживившей его лицо, только добавили увлекательности его утренним сновидениям.
А Мария Павловна, с большой сумкой и в новой белой кофточке, – она надевала её только по торжественным случаям, – в эту минуту уже шла на рынок.
Воздух улицы был прохладным, чистым, в нем ещё не было пыли – той, что скоро поднимут на разбитой мостовой шумные, коптящие черным дымом грузовики, – поэтому дышать было легко и приятно. Савичева радовалась утру, обдумывала покупки, которые она сделает сегодня, и по привычке, укрепившейся в ней в последнее время, подсчитывала предстоявшие на ближайший час расходы. Делала она это не потому, что отличалась бережливостью или жалела деньги, а в силу того угнетавшего её обстоятельства, что жалеть-то в сущности было нечего: пенсий, которые получали они с мужем, и зарплаты Владислава Владимировича в те дни едва хватало на еду.
К неожиданно подступившей к семье бедности Мария Павловна, кажется, уже начинала привыкать, а чтобы совсем утешиться, часто вспоминала жизнь в войну – несравненно более тяжелую, чем нынешняя («уронишь, бывало, крошку хлеба на пол и поднимешь»). Но иногда она, узнав об очередном повышении цен, всё же впадала в уныние и начинала думать сердито и даже зло: до «перестройки», конечно, тоже не питались разносолами, но хлеб, селедку, молоко, крупу, картошку, к празднику водку можно было на зарплату купить. А что сейчас?
По поводу того, что происходило в стране сейчас, в квартире Савичевых в последние месяцы часто случались споры и даже ссоры, потому что Владислав Владимирович, в отличие от жены, спорил как будто и спокойно, однако слова часто подбирал обидные. Например, однажды сказал: «Тот, кому ничего, кроме хлеба, селедки, а также водки, в жизни не нужно, будет, конечно, выворачивать шею к твоему, Маруся, социализму; но в России, слава Богу, ещё живут не только вороватые люмпены»… Спор, обычно начинавшийся с обсуждения простых бытовых проблем, иногда уводил супругов в лоно большой политики, где,
