практической стороны тещин характер оказался мягче, уступчивей. Счастье дочери виделось Марии Васильевне в той хрупкой гармонии обоюдного согласия, где любовь не терпела вмешательства и пошлой диктатуры. Юленьке она так и предложила: «Места хватит, живите». Назавтра с чемоданом, тяжелой связкой книг и с легким сердцем Артем Сергеевич переехал к жене и теще.
У Марии Васильевны и без высшего образования хватило ума не лезть в молодую семью. Зятя она немного побаивалась. Из рассказов Юленьки он выходил человеком умным, со всех сторон уважаемым. Профессорское звание добавляло священному союзу твердый гарант. Материнское сердце, млея от счастья, грелось у любовного костра и с благоговейным трепетом откликалось в ответ, если от него требовали посильной помощи. Когда Юля засиживалась в лаборатории, Мария Васильевна выручала с ужинами. Творожная запеканка на пару получалась у нее просто изумительно.
Работа в газетном киоске «Союзпечати» давала Марии Васильевне хоть и малую, но финансовую независимость, до выхода на пенсию оставалось три года с небольшим. В сокровенных мечтах, наполненных предчувствием радости, виделась ей тихая старость с внуком, а Бог даст, и с двумя.
Все устроилось чудесным образом. К большому недовольству Киры Львовны втроем Журавлевы-Тимохины зажили дружно, одной семьей на тещиной жилплощади в ожидании собственных квадратных метров. В конце восьмидесятых Артем Сергеевич успел вступить в жилищный кооператив. Университетская очередь на квартиры продвигалась жутко медленно.
Замужество пошло Юленьке на пользу, но исследовательский пыл за всеми амурными делами не угас. Первую половину дня она просиживала на открытых лекциях по скрещиванию цитрусовых сортов, вторую – вертелась в лаборатории с готовностью служить на благо науки, а вечерами под настольной лампой корпела над фолиантами биологических исследований и мечтала о будущих открытиях, тем более что биология как наука не имела ни конца, ни края.
Молодую жену Артем Сергеевич из должностных соображений перевел на кафедру животноводства. И пока проворные девичьи руки перемывали пробирки, пузатые колбы, чашки Петри и всякую стеклянную дребедень, Артем Сергеевич своими холенными белыми руками планомерно притворял в университетскую жизнь авантюрный план. Всеми правдами и неправдами пристроил лаборантку в опытно-экспериментальную группу по свиноводству. И хотя ботаника с зоологией точек соприкосновения практически не имели, спустя год Юля доросла до заведующей лабораторией, а диссертация о кормах, подтвержденная кропотливыми опытами, преподнесла первую ученую степень. Глубокие знания о клевере все-таки пригодились.
Но ровно через год Юлю интересовали пеленки-распашонки, сцеживание собственного молока, а не коровьего, и время стерилизации стеклянной тары для прикорма. С той же усидчивостью, с которой она корпела над пестиками марокканских мандаринов, профессорская жена принялась выпестовать трехкилограммовый
