Только бы она оставалась там, где сейчас, и не заходила в общий зал!
Мурат взял себя в руки и силой преодолел последние две ступеньки.
– Вы из полиции?
– Мы слуги правосудия.
Мать Мурата зашипела на балконе, как разъяренная кошка, Анна от неожиданности вздрогнула и обернулась на звук. Пожилая женщина молча оттопырила четыре пальца, затем указала перстом на Анну и провела ладонью другой руки по горлу. Анна всё поняла. Изменилась в лице и незаметной тенью выскользнула через сад на улицу. Не помня себя, побежала к марине, где ждали лодка, Агапи, друзья и неизвестная жизнь. Но всё-таки жизнь.
В саду рассерженно зашипела кошка. Резкий звук прервал затянувшуюся паузу, заземлив электричество в воздухе.
Четверо хмурых мужчин разделились. Двое со скучающим видом начали ходить по таверне, двое продолжали беседовать с Муратом.
Где Анна? Она должна быть всё ещё в доме, нельзя пускать их туда!
– Что за вещи у вас стоят?
– Кто-то из жильцов съезжает.
– Мы поднимемся наверх.
– Если вы не из полиции, то не имеете права обыскивать комнаты.
Самый пожилой мужчина хмуро глянул на Мурата:
– Твоя мать турчанка, а отец?
По лестнице, с трудом передвигаясь даже с помощницей, спустилась пожилая женщина.
– Идите. Мы турки. И мы не будем мешать правосудию.
Мурат кинул на мать взгляд, полный огня.
Двое мужчин поднялись в комнаты, один встал в дверях, второй вышел в сад.
Внутри Мурата словно что-то оборвалось, но мать подошла к сыну ближе и громко произнесла:
– Дай им время, – и добавила на грани слышимости: – уплыть.
А вот теперь пора представиться и мне. Меня зовут Георго, мне 33 года, и я много путешествую: собираю народные песни, старые фотографии и истории.
Эта таверна привлекла меня тёплым желтым светом бумажных фонариков, привязанных к деревянным перилам веранды, вынесенной почти на самый пляж.
Я сел за столик глубоко внутри таверны, рядом со стеной, на которой висели старые фотографии. Пока несли заказ, я рассматривал их и, видимо, чем-то приглянулся хозяину, если он спросил разрешения подсесть ко мне со стаканчиком разбавленного водой узо.
– Нетипичный напиток для турка, – так я ему сказал с улыбкой.
Он грустно улыбнулся в ответ:
– Каждый вечер примерно в одно и то же время я сажусь за этот столик, смотрю на фотографии и отпиваю немного узо в память об одной гречанке. Обычно сюда никто не садится, но сегодня сели вы, вот я и напросился в вашу компанию… Не хочу изменять традиции.
– Я заметил фотографию на стене: она отличается от других… Это та самая гречанка?
– Да, она. Единственное, что у меня осталось в память о ней.
– А что с ней случилось?
– Надеюсь, она уплыла из Трапезунда вместе с друзьями. Знаете, это было в тот самый, чёрный, период в истории города, в последний год преследования
