всякого говна с морковкой, капустой, творогом. Ну, едем туда, в цех. Мне-то вообще по барабану, чего там в этой тележке. Через минуту началось волнение, шум. Оборачиваюсь и чуть не падаю от страха. Работяги в засаленных халатах и комбинезонах, в беретах набекрень толпой валят на меня. Перекошенные лица, вонь перегарища. У одного в кряжистой лапе переломанный пополам пирожок, из которого торчит вареная морковка. И он мне такой: Ты что привез?! Мяса давай! И вся толпа скандировала: Мяса! Мяса! Где мясо? Ахуел, что ли! А я весь красный, мне было так стыдно. Потом до утра ворочался, снились эти надутые в пролетарском гневе бельма, фиолетовые губищи и пирожки с морковкой. Ужас.
Он показывал в лицах, как это выглядело. Алинка смеялась.
Она быстро купила, что ей нужно в спортивном гипермаркете. Герман поехал ее провожать на метро. Оглядывался и повторял, что все изменилось.
– Народу стало меньше и светлее. Тыщу лет не ездил, так получилось. Обычно, если дела, то рядом с домом или на такси. Помню, на эскалаторе едешь, и реклама из колонок. Бабушка читала по слогам: Э-ле-ком? Э-ле-ком. Хотите в Канаду? Телефон ми-лли-он. В вагоне тоже ржачные объявления – жалюзи меня нежно, сони бесплатно, сдохла мама не беда, дуй на Невский тридцать два. Мама это материнская плата в компьютерах. А попрошайки! Больной СПИДом с табличкой в руках, сумасшедшая старуха с завязанными колготками на голове топила за Жириновского: К нам в город прибыл Владимир Вольфович Жириновский на бронированном автомобиле типа скорпион. Я бы не советовала вам приближаться к этому автомобилю как спереди, так и сзади. Чего-то еще говорила, не помню. А еще ходил по вагонам человек-собака на задних лапах – гав, гав! Чего ты ржешь, этому идиоту щедро подавали.
Они сидели в углу вагона, Алина нога на ногу, любовалась новыми ботинками. Переобулась в торговом центре, старые кеды выкинула в урну. Между станциями просыпался ее телефон – звенели смс-ки. Рассказала, что поругалась с другом месяц назад, но придется возвращаться, потому что скоро Новый год, а это новый крепкий загул у матери.
– Тренировку прогуляли, жалко…
– Ну да. В зале хоть какое-то время ни о чем не думаешь. Жизнь дерьмо.
– Это точно.
– Да ты-то молодая, все будет хорошо.
– Тебя что, никто не ждет? Дома…
– Не-а. Давно в разводе.
– С тобой интересно.
– Звони.
– Увидимся же в понедельник.
– Пока…
Он вышел на остановку раньше, чем она, и поехал в обратную сторону.
***
Каждую субботу Герман выходил из дома примерно в десять часов утра и шел гулять на набережную канала Грибоедова. Как только над перекатами старых крыш и выступающих фасадов начинал вылезать силуэт Исаакиевского собора, он сворачивал в переулок имени кого-то. Все никак не мог запомнить кого. Просто ориентировался по золотому куполу самого
