покидает своего информатора.
– Он нас точно не увидит? – спрашивает Фелиция в третий раз.
– Я уже четыре года использую заклинание сокрытия – не подвело ни разу. Даже если прям посмотрит в нашу сторону – все равно не распознает. Оно безупречно.
Фелиция обычно не сомневалась в своем спутнике, но лишь до тех пор, пока дело не касалось ее куратора (теперь уже бывшего) – и потому в настоящий момент почему-то была практически уверена в том, что ни хрена они не сокрыты.
– Да расслабься ты, – тихо говорит парень и касается руки Фелиции.
– Нам нельзя здесь быть. Мне нельзя здесь быть. Может, тебе, как Цебермановскому-младшему, и не будет ни хрена, а вот мне… я даже боюсь представить, что они могут мне сделать, если узнают, что я шпионю за главным детективом Отдела.
– А мы не шпионим, – он убирает руку, берет свой мохито и делает пару глотков. Смотрит, как Гарик извергает струю рвоты на свой собственный стол, а затем снова пригубляет своей мохито. – Мы просто сидим в ресторане и наслаждаемся обществом друг друга. То, что мой отец оказался с нами в одном и том же месте – обыкновенное совпадение.
– Кстати, о твоем отце… он…
– Козел.
– Нет, я не то хотела сказать…
– Гений.
– И это тоже, но еще…
– Козел.
– Да, но не этим словом.
– Мудак?
– Жестокий, – чуть ли не выкрикивает Фелиция. – Он очень жесток. Пить свою мочу заставлять было не обязательно. Наказать можно было иначе.
Цебермановский-младший цокает губами, а затем подается назад, упираясь в спинку стула. Его взгляд направлен куда-то вверх и вправо.
– Отец как-то сказал, – начал он, – что если враг идет на тебя с копьем в руках, то уйти после встречи с тобой он должен с этим же копьем, но в заднице.
Фелиция усмехнулась.
– Я уже это слышала, но… в иной формулировке. Там не было ничего про «задницу».
– А он слишком аристократичен, чтобы говорить такое даме. Я знаю его таким, каким его не знает даже мама. Я вообще знаю его таким… каким его не знает никто.
– И какая из его версий тебе нравится больше?
– Та, что заставляет пить собственную мочу с целью наказания.
Цебермановский поворачивается к Гарику как раз в тот момент, когда того рвет уже второй раз подряд. Подошедшие к нему те самые администратор с охранником требуют прекратить пить то, что он пьет, после чего Гарик открывает крышку, смотрит на оставшееся в стакане количество и, до того, как охранник успевает отобрать стакан, вливает его содержимое в себя, выпивая залпом. После чего блюет уже в третий раз.
И тут у Фелиции тоже начинается рвотный позыв.
– Я больше не могу, – признается она, ощущая, как крутит живот. Отставляет от себя мохито и глубоко дышит. – Больше не могу.
А Цебермановский допивает
