это и есть наш полный и бескомпромиссный переход к Рынку. Разумеется, вместе с живописью и инсталляциями, вместе с поэзией, прозой и музыкой. Это и справедливо: художник должен создавать то, что нужно людям, тогда и он нужен: купят его картину, разойдется сборник его стихов, и появится у него возможность «нормально жить» и писать новые картины, издавать новые стихи. Так же ведь и с любым товаром: спрос определяет предложение. А значит, не только мироощущение художника мы видим воплощенным в холсте, но и мироощущение тех, для кого по-настоящему открыты бесчисленные наши галереи, то есть людей, которые хотя бы потенциально могут платить. А платить могут, как было сказано, уже оцивилизовавшиеся иностранцы и цивилизирующиеся «новые русские», которые, решив проблемы с «Мерседесом» и Багамами, посчитали престижным причаститься к изящным искусствам. А престиж – это, как известно, тоже деньги. Иначе: товар-деньги-товар-деньги-товар-деньги, до бесконечности катится и катится «колесо истории» – неостановимо.
Одно беда: не застыть нам в неподвижности перед картиной на выставке, да так, чтобы ноги отказывались уйти, не твердить нам наизусть стихотворения поэта, когда оно – единственное спасение в случившейся с нами беде. Нет, все, что мы видим и читаем, «интересно», «профессионально», но все же в массе своей – что уж поделаешь? – не искусство. Парадокс: свобода творчества есть, – искусство иссякает. И опять где-то на задворках, вдали от новых галерей и публичных выступлений бродят какие-то нищие чудаки и крапают стихи или рассказы, не мечтая «пробиться» со всем этим скарбом к почтеннейшей публике. Может графоманы, а вдруг среди них и гений? Какой-нибудь «непробивной» Пушкин или Новалис? И нет уже той петербургской интеллигенции, которая выкупила бы его, как некогда Шевченко, из рабства, рабства у мира выгоды и расчета. Будет выгодно поддержать бедолагу – поддержим (ажиотаж вызовет, или престижу придаст), не будет выгодно – «Простите, наш банк благотворительностью не занимается», «Сотрудничать с Вами, извините, нам не интересно». Прямо, откровенно, честно чуть ни с уважением к «непробивному» Новалису.
Впрочем, – любопытная метаморфоза – во всей этой зачастую, наглой прямоте «новых русских» – изобилие эвфемизмов, почти как в речи преступников. Вот и сейчас: «нам не интересно», «это интересное предложение», «мой интерес здесь не учет», «я это просчитал со своим интересом», «а твой интерес – это сколько процентов прибыли?». И уже когда совсем прямо и откровенно, с пылким дружеским доверием: «Знаешь, старина, нам это будет выгодно». При всей прямой и честной ориентации на собственную выгоду – какое-то нутряное, не осознаваемое даже смущение: уж как-то грубо произнести «мне выгодно прокатиться за ваш счет», гораздо «интеллигентнее» (и потому опять же выгоднее) сказать: «наше сотрудничество представляет для меня некоторый интерес». Не знаю, может в подобной «эвфимезации» и укрывается надежда на принципиальную неистребимость в человеке «Божьей искры», но ведь, как уже было сказано в то же время и выгода эта эвфимезация…
Каковы
