восторженные, а иногда и завистливые взгляды пассажиров. Ну а я сравнивал себя, как минимум, с Гераклом, совершившим очередной, тринадцатый, подвиг.
Вот вам и пример проявления пламенных и почти бескорыстных чувств. Почему «почти»? В следующую же ночь сделал ей предложение стать моей женой. Здесь, конечно, корысти особой и нет, но время и ситуация были выбраны мною точно. Она, не скрывая своего восторга, сразу и согласилась.
«Вот оно, качество жизни, – думалось мне, – вот оно, «горьковское» счастье!»
По прошествии лет всё это ушло в предание. Выросли дети. Нас оставили в двухкомнатной квартире. И это отчасти спасает: у неё своя комната, у меня своя. Говорить нам не о чем. Общих тем и похожих взглядов на жизнь не оказалось. Жена моя стала толстой, неповоротливой и непривлекательной. Пересекаемся изредка на кухне. Она готовит для себя, я, соответственно, для себя. Еда её, в отличие от первых лет супружества, стала невкусной, пресной, просто несъедобной. А какая была кухарка! Борщи с золотистой масляной плёночкой – не оторваться, шедевр! Беляши – за уши не оттянешь! Треска в томате – гастрономический изыск! А потом всё хуже и хуже. В конце концов – никак. Пришлось самому стряпать. Да у меня уже и диета своя. Беляши из неё, например, исключаются полностью. И так далее. В общем, стали совершенно чужие люди. Почему так? Никто не знает. Печально всё это. А ведь готов был на безумства ради неё. А сейчас и видеть неохота. Совершенно другой человек. Ну, и я для неё, наверное, тоже. Преимущества автономной жизни всё-таки перевешивают её недостатки. Так мне видится сейчас. Не надо отчитываться: куда пошёл, о чём думаю, почему так поздно, зачем новый пиджак надел; положил вещь на место – там её и взял, всё на своих местах, на своих полочках, порядок, и никакой суеты… Не прав был Алексей Максимович. Пушкин оказался мудрее: «На свете счастья нет, но есть покой и воля».
На какое-то время Саша пропал из поля моего зрения. Ларёк его на рынке опустел, а потом и совсем исчез – снесли. Но однажды совершенно случайно встретил его на юрмальском пляже рано утром. Он прогуливался по песчаной прибойной полосе – дышал озоном набегающей на берег волны.
Саша, как всегда, очень приветливо поздоровался. Мы сели на ближайшую скамейку и стали делиться новостями. Новости были обычные. Ничего особенного за это время не произошло, если не считать, что Саша бросил свой антикварный бизнес, поскольку хозяин повысил арендную плату. И антиквар, подогнав дебет к кредиту, осознал, что дальнейшая его деятельность на этом поприще – это сплошной убыток. А делиться пенсией с хозяином по меньшей мере смешно.
– Пенсия небольшая, – отметил он, – но мне хватает. Я же по ресторанам не бегаю и по круизам не шастаю, как в бесшабашные молодые годы. Был, конечно, какой-то примитивный, искусственный смысл в моей торговле барахлом. А сейчас и занять себя нечем. И борьбы за существование нет. Всё как-то гладко идёт, без особых эксцессов и волнений. Стимулы ушли, остались одни прожитые годы. Да старые книги. Гоголем упиваюсь. Сколько
