мне, как ожидалось, близко не найдянад ним уж слишком возвышающихся духов.
Так и расстались мы на памятном мосту
без тени мысли о возможной новой встрече:
похоронил я в сердце светлую мечту,
хотя о сожалении не может быть и речи.
Мечта моя: необратимо предпочесть
покой и свет – соблазну женскому и змею,
а то, что этот странный выбор в мире есть,
я вряд ли доказать кому-нибудь сумею.
И потому я судьбоносной назову
ту встречу с существом родным, четвероногим:
мне кажется, что я с тех пор чуть-чуть живу
сознаньем слов родства – «от бога» и «убогим».
Самой земной природой сделанный акцент
на всех наших людских амбициях тщеславных
и, может быть, пока удобнейший момент
понять, что мы с животными совсем на равных.
Мой кот мне больше, чем приятель, —
он член моей семьи давно,
неважно, кто его создатель:
здесь все на славу создано.
Короткорошерстный он и серый,
британский, голубых кровей, —
но на английские манеры
плюет мой русский котофей.
Как все коты, он не считает
людей творения венцом, —
и дружбу только к тем питает,
в ком чует душу за лицом.
Мудрец немного, жить он волен
без всяких мишурных убранств, —
и потому вполне доволен
пределом комнатных пространств.
Что говорю? по жизни тянет
в духовном смысле он меня:
тем, что без пищи дни протянет,
а без любви так и ни дня.
Собак он вовсе не боится,
и птичку вряд ли задерет, —
но если ссоре быть случится,
на нас он сразу же орет!
Семьи гармонии хранитель
стареет он быстрее нас, —
и в чудную зверей обитель
сойти его все ближе час.
Его я там потом и встречу,
а если нет? вскричит простак, —
тогда – с готовностью отвечу —
я что-то сделал здесь не так.
И разве вместо благ премногих
нам встретить снова не важней
пусть и слегка четвероногих,
но самых преданных друзей?
Есть на земле чудный остров: Цейлон —
счастлив любой там родившийся слон.
Нет на Цейлоне ни тигров, ни львов,
стало быть нет для слонов и врагов.
Ходит по острову добрый монах,
рядом – слоненок с улыбкой в глазах.
Можно сказать, что ему повезло,
хоть и познал он великое зло.
Прошлой весною в капкан он попал —
ну и пожизненно хроменьким стал.
Но обреченному вечно хромать
дикая больше природа не мать.
Так что любовь человека с тех пор
джунглей ему заменила простор.
Редко слоненка с монахом поврозь
встретишь: любовь их пронзила
