желудки свои ублажить,вдоволь у наших друзей в этой полночи времени было.
Также успели они что лежало у них на душе
вплоть до последних основ обсудить меж собой наконец-то.
После таких вот бесед умирает потребность навек
поговорить по душам… ибо что бы еще ни сказали
в жизни друг другу они, будет жалкой лишь тенью того,
чем обменялись уста их в описанную мною ночь.
Что это именно так и никак, к сожаленью, иначе,
скажет им признак простой: то стесненье в усталой душе,
что вдруг к молчанью ведет: милосердный бог смерти в общенье!
часто приходит он к нам – и стоит, командор, на часах:
ждет, как в таверне теперь, чтоб все поняли наши герои.
Выпить им кофе пора – и анисовой водкой запить:
это подарок гостям от хозяина. Счет уже подан.
Но подождите, друзья, его щедрой рукой оплатить,
Прежде пусть кто-то из вас – а кто именно, это неважно —
взглянет на пепельный столб – сигаретный – и ясно прочтет
марки название там, если пепел встряхнуть не успели:
буковки славно видны на истлевшем до фильтра столбце…
Эта внимательность вам осознать безусловно поможет
то, что текущая ночь наилучшая из ваших всех.
Стать же она таковой не могла бы без серой той мыши,
что под фонарным столбом корку хлеба спешила доесть.
Ибо без мыши в свету и прислуги, ее созерцавшей,
мимо вы дальше б прошли, ресторанчик получше ища.
Мышь все решила, друзья! и, когда вы с порога шагнете
в холод, унынье и мрак, когда бой кафедральных часов
в душу вам не прозвучит, так как бить им нельзя поздней ночью,
также когда на ветвях полумертвая будет листва
жестью глухой шелестеть, и когда в заполуночном небе —
нынче конец октября – станут бледные звезды мигать,
далее, мыши когда след давно в фонаре и простынет, —
да, лишь, пожалуй, тогда до конца осознаете вы,
что, хоть о древних богах рассуждать нынче вышло из моды,
шанс все же очень велик, что настолько вы им по душе —
трудно сказать почему – но вот взяли, да вдруг и пришлись,
что это были они: светоносные древние боги,
что исключительно вам подарили улыбку в ночи.
Этой улыбкой как раз и был образ той мыши хвостатой
с коркой в зубах в фонаре… О, как больно, друзья, сознавать:
дальше проделок таких – и бессильных и вместе невинных —
боги не могут идти: я тех древних имею в виду…
Сами отняли у них мы астральную, гордую силу,
веру в богов потеряв: наша вера есть пища для них.
Стали существ мы других – тоже высших – напитывать страхом,
создали новых богов, – но что может быть в мире страшней,
нежели высшая власть, что созиждена только на страхе:
страхе как раз перед тем, чего вовсе бояться нельзя?
Может быть, наши друзья не чужды здесь изложенных мыслей
и в благодарность за них улыбнулись им те божества?
