и т. д., и т. п.
– Я не спорю с этим…
– Ты хочешь сказать, что рассуждаешь о социальной иерархии с позиции Диогена…
– Лаэртского?
– Синопского, именно он жил в бочке.
– Да, лет пять назад я читал роман об Александре Македонском и когда дошел до того места, где он просит показать ему знаменитого Диогена, жившего в бочке, я чуть живот от смеха не надорвал. Приводят, значит, Александра к Диогену, а тот в это время у бочки растянулся и лежит себе – в ус не дует. Македонский, подходит к нему и спрашивает, что я, мол, для тебя могу сделать? А тот невозмутимо так отвечает: будь добр, отойди в сторонку, не загораживай солнце.
– И воскликнул великий полководец и царь: «Если бы я не был Александром, то, клянусь Зевсом, хотел бы быть Диогеном!» – закончила Валандра.
– Вот именно, – удовлетворенно сказал Мамедов.
– Только мы, Алискер, не киники, а Буторин – не Александр, хотя он и считает себя, не менее великим, чем предводитель македонцев.
Тут в кабинет без стука вошел Болдырев, явно чем-то взволнованный, и остановился в центре.
– Что случилось? – обернулась к нему Валандра.
– Там ваш посетитель… – он показал большим пальцем за спину и замолчал, подбирая слова.
– Он что, вернулся?
– Да он и не уходил, – торопливо продолжил Болдырев, – мы там чай пили, слышим, скребется кто-то в дверь. Ну, я подошел, а он к косяку прислонился и рукой за сердце держится.
– Что ж ты стоишь?! Вызови ему скорую!
– Не надо, – уже более спокойно объяснял Болдырев, – мы его на диванчик положили, дали сладкого чаю, у него с собой валидол оказался, так что минут через десять будет как новенький, – он улыбнулся.
– Ладно, хорошо, что предупредил. Когда он соберется уходить, сообщи мне.
– Понял, Валентина Андреевна, – сказал Болдырев и повернулся к двери, – ну, я пошел?
– Иди, Сергей.
– Перенервничал наш потенциальный клиент, – задумчиво произнес Мамедов, – наверное, информация, записанная на кассете, действительно очень важна для него.
– Он у нас в Думу не баллотируется? – спросила у него Вершинина.
– Кажется, нет, – ответил Алискер, – если хотите, могу уточнить? Думаете, на кассете компромат на его соперников?
– Пока не нужно ничего уточнять, – Вершинина Валентина Андреевна катала сигарету между подушечками большого и указательного пальцев, – а насчет «компры» ты, скорее всего, прав. Если же он не собирается в народные избранники, это могут быть материалы, изобличающие его начальство или того, на чью должность он претендует.
– Почему это не может быть компроматом на его жену, например? – спросил было Алискер, но потом, вспомнив о чем-то, сам ответил на свой вопрос: – Ну да, он же сказал, что на кассете что-то написано. Если бы он, допустим, заказал заснять свою жену с любовником, он или сам что-то написал бы на кассете, или там написали бы то, что понятно ему, так?
– Так-то
