style="font-size:15px;"> – Для чего мне язык страны, из которой я уеду? В России литовский будет не нужен.
– Но пока мы здесь, должны быть как местные.
– Женя! – глядел Фёдор укоризненно. – Я в Литве не свой и никогда им не стану.
Он был высоким парнем широкой кости. И даже за годы, просиженные в литовских барах, Фёдор умудрился сохранить спортивный и свежий вид. Ему бы точно не шла борода, ведь он был из когорты вечно молодых, для которых старость наступает в гробу. Всегда был одет в фирменные куртки с такими же брюками и крепкими ботинками. Это не вязалось с народным образом беженца, живущего в убогой палатке на морском берегу. Скорее, он подтверждал образ русского, сумевшего наворовать денег. Наворовал или нет, мало кого интересовало. Главное, что таких русских в Литве уважают многие.
С повышением градуса наша пьянка всё больше напоминала митинг. Мы кричали о выборах и смене российской власти. Я пророчил ей ещё лет двадцать, и Фёдор соглашался. Верхушки сосен посвистывали на ветру, важно качая стволами на фоне пепельной небесной пелены. От детской площадки, где мы предавались пьянству, тянулась дорожка в сосновый лес. Но казалось, перед нами зиял портал, в который следовало шагнуть, чтобы пропасть.
Мы брели среди кустов и деревьев, отсвечивая огоньками сигарет. И я думал, что не скажу свой женщине про курение, ведь я уже бросил. Впрочем, истинным удовольствием была не сигарета, а рассуждения Фёдора о жизни. Он был на десять лет моложе, но раз в десять меня умнее. Это не дружеский комплимент, а факт. У игроков мозг вообще работает иначе. Его фразы были точны и безжалостны, и я не мог их оспорить, потому что с правдой не спорят.
В Ангарске у него когда-то была радиостанция, через которую он изрядно доставал местных чиновников. Однажды Фёдор пошёл на выборы в городской совет, но тут на него свалилось уголовное дело за некое вымогательство. И если бы не срочный отъезд в Литву, сейчас бы он точно кормил тюремных вшей.
Мы перешли пустую асфальтовую дорогу и встали под фонарём у безлюдной автобусной остановки. "Невезуха. – Фёдор хмыкнул носом, отхлебнув из бутылки. – Невезуха по всем фронтам". Это было знакомым. Степень его депрессии колебалась вместе с курсами валют и всяческих акций. За компьютером он просиживал сутками, играя на интернет-биржах. Этим Фёдор умудрялся кормить семью, что порой выходило успешно. Но если на биржах не ладилось, он становился угрюмым, порой доходя до грани, за которой начиналось безысходное равнодушие.
Алкоголь иногда делал Фёдора веселее, будто в него вселялась сила супергероя. И, пропустив грамм по двести, мы находили в телефонах виды Парижа, Барселоны или Нью-Йорка. Путешествия были только мечтами, ведь стоило Фёдору шагнуть за пределы Литвы, как его мигом бы задержали: Интерпол бдит ночами и днями. А в базах Интерпола Фёдор висел с самого момента, как сбежал из России. И всё же мы листали прекрасные виды, словно хотели представить будущее. Я убеждал его, что рано или поздно всё наладится и мы помчимся по свету. Иногда он делал вид,
