солнце этого дома, Эркеле. Погаснешь ты – угаснет род, – неуверенно возразил Ойгор.
Эркеле почувствовала эту неуверенность и воспользовалась ею.
– Пожалуйста, – просила она, заглядывая в его глаза, – давай скажем, что в краю, откуда я родом, считают, что в волосах – сила человека. Давай скажем, что я даже ни разу не укорачивала их.
– Я подумаю до утра, – кивнул Ойгор. – Все равно мы не как все. Странностью больше, странностью меньше…
Посреди ночи Ойгор поднялся с ложа, поспешно натянул штаны и вышел наружу. Он стоял, разглядывая струйки дыма над спящими аилами. В темной дали белели вершины, подпирающие черное звездное небо. Ночь была уже холодна. Тем слаще оказалось тепло Эркеле, когда она бесшумно подкралась сзади и прижалась к нему нагим телом.
– Вернись в дом, простудишься, – велел он резче, чем хотелось бы.
– Что такое? – Она не двинулась с места.
– Эркеле. – У него перехватило горло. – Шрам у тебя на руке. На левой, выше запястья. Откуда он?
– Не помню, – глухо ответила девушка.
– Он не старый. Я разглядел в свете очага. К тому же, когда в тот первый день я помогал тебе одеться, шрама не было. Откуда? Я тебя спрашиваю.
Его голос звенел металлом. Нежное тепло исчезло, лишь качнулся полог на входе в аил. Ойгор вошел вслед за девушкой, краем глаза заметив, что она сжалась в комок на их ложе, завернувшись в одеяло. Он спокойно прошел к той стене аила, возле которой лежало охотничье снаряжение, и подобрал с пола свой длинный нож в деревянных ножнах. Вынимать пока не стал. Теперь он глядел на девушку прямо, и она задрожала под его жестким взглядом.
– Наверное, я всегда знал это, – с горечью сказал он, охваченный одновременно и жалостью, и злостью, и страхом. – Что же ты не сказала мне правды? Что же ты обманом получила мое сердце? Зачем я тебе?
– Ойгор, я не лгала, никогда не лгала! – взмолилась Эркеле.
Он уселся на ложе, и девушка испуганно отползла от него подальше, поглядывая на небрежно брошенный на подушку нож.
– Дай взглянуть. – Он протянул ладонь, и девушка поспешно выполнила приказ.
Розовый шрам обнимал руку подобно браслету. Вниз к запястью от него спускались рваные полосы.
– Слишком много на вас, женщинах, ткани. Складки, юбки, рукава до кончиков пальцев, – мрачно подвел итог Ойгор. – А ты осторожна. Ухитрялась же прятать.
– Прогонишь теперь? – простонала бедная Эркеле.
– Прогоню? – Его глаза недобро блеснули. – А если убью?
– Два раза не убил. Зверя не убил – человека не станешь.
– Да, – согласился Ойгор. – Пожалел рыжую рысь, голодную, раненую – получил рыжую невесту, хитрую, лживую.
Эркеле разрыдалась.
– Что ты хочешь, женщина нижнего мира? Дух мой? Жизнь?
– Только твою любовь и чтобы у меня был дом, – сказала девушка, захлебываясь рыданиями. – Я не знаю, где вход в нижний мир. Я никогда там не была и не видела людей, о которых ты рассказывал.
