в них: «Я многое повидала».
– Вы мировой судья? – спросил я.
Она, похоже, испугалась:
– Нет, что вы. Что за странный вопрос!
Я поднял руки:
– Просто вы выглядите как судья.
Она покачала головой:
– Времени нет, даже если б и было желание.
– Но вы делаете людям много добра.
Она была озадачена:
– Почему вы так говорите?
– Не знаю. На вас написано. – Я улыбнулся, чтобы убрать оттенок серьезности, и сказал: – Какая лошадь вам понравилась? Может, мы выберем и сделаем ставку?
– Ну, например, Блуждающий Огонь.
По ее словам, ей просто понравилось имя, так что мы быстро добрались до окошечка тотализатора и рискнули частью выигрышей от Кретонны и Сэнд-Кастла.
Медленно лавируя в толпе у паддока и прокладывая путь обратно к ложе, мы наткнулись на Кальдера Джексона, который, будучи окружен почтительно внимающими слушателями, нас не заметил.
– Чеснок действует не хуже пенициллина, – говорил он. – Если вы посыплете тертым чесноком зараженную рану, это убьет все бактерии…
Мы немного замедлили ход, чтобы лучше слышать.
– …А окопник поистине волшебная трава, – продолжал Кальдер. – С ее помощью вдвое быстрее, чем обычно, срастаются кости и затягиваются трудноизлечимые кожные язвы.
– Он говорил все это наверху, – сказал я.
Пен Уорнер кивнула, слабо усмехнувшись.
– Хорошо продуманная травяная терапия, – сказала она. – Не надо к нему придираться. Окопник содержит аллантоин, хорошо известный ускоритель процесса размножения клеток.
– Серьезно? Я хочу сказать, вы в этом разбираетесь?
– Гм. – Мы пошли дальше, но она не сказала больше ничего, пока мы не добрались до прохода, ведущего в ложу. – Не знаю, почему вам вздумалось сказать, что я делаю людям добро… но в основном я отмеряю пилюли.
– Вот как?…
Она улыбнулась:
– Я – женщина в белом. Аптекарь.
Видимо, я в какой-то мере был разочарован, и она это почувствовала.
– Что ж, – вздохнула она, – мы не можем все быть очаровательными. Я сказала, что жизнь может уродовать и пугать; я часто убеждаюсь в этом, видя своих заказчиков. Я вижу ужас каждый день… и знаю его в лицо.
– Пен, – сказал я, – простите мое легкомыслие. Вы справедливо меня покарали.
Мы вернулись в ложу и обнаружили там одну Джудит. Генри замешкался, делая ставку.
– Я сказала Тиму, что я аптекарь, – сообщила Пен. – Он думает, что это низменное занятие.
Я не успел высказать и слова протеста, как Джудит прервала меня:
– Она не просто аптекарь. Она незаменима. Половина лондонских медиков обращаются к ней. С вами под ручку ходят золотые россыпи с нежнейшим сердцем.
Она обвила рукой талию Пен, и они обе принялись меня рассматривать. Искорки в их глазах, возможно, означали симпатию.
