прошла в свою комнату, села за стол и уставилась в открытый где попало учебник. Буквы сначала прыгали перед глазами, никак не собираясь в слова, а потом их и вовсе не стало видно из-за наступивших сумерек.
– Лена, ты чем занимаешься? – голос мамы был строг и встревожен. – Чёрти что! Ужинать отказалась, сидишь в темноте, уроки не делаешь. Что случилось?
– Я… мы с Иркой возле твоей анатомки труп видели… без головы… и кишки…
– О. господи! Напугала меня! Я-то думала, что-то серьёзное случилось. Там этих трупов каждый день… – мама сделала строгую паузу и продолжила. – Забудь и делай уроки.
– Тебе хорошо, ты много трупов видела, а я… – я зарыдала.
– Глупости не говори и успокойся. Подумаешь, кишки она увидела. Нашла чего бояться!
Мама ещё раз произнесла «О, господи!» и дверь за нею закрылась. А я посидела ещё какое-то время, пялясь в учебник и пытаясь отогнать от себя вязкие, пропахшие тленом мысли, и поняла, что лучше мне попробовать уснуть, переспать этот ужас, а утром, может, легче будет.
Спала я лицом к окну, а в изголовье стоял большой полированный платяной шкаф. Шифоньер, как его называла мама. Стояла тихая лунная ночь, и что меня заставило проснуться среди ночи, я не помню. Помню только, что подскочила на кровати и зачем-то оглянулась назад. Там, из дверцы шкафа на меня глядел вчерашний чёрный человек.
Заорала я, видимо, громко, потому что через минуту в дверях появились перепуганные босые родители.
– Что? Что случилось?
Я уже окончательно проснулась и поняла, что в дверце шкафа было всего лишь моё отражение, но кошмар не отпускал меня:
– Я не знаю… Я боюсь… Ведь он же живой был…или она… Как же так с ним? Или с ней… Она же чья-то… – я осеклась. – Дочка… мама… или папа…
– Да, – задумчиво сказал мама, присев рядом со мной на постель. А папа пошёл в спальню за тапочками. – У меня в институте случай был. Нужно было найти причину смерти одинокой женщины. Она ещё совсем не старая была… такая худенькая, маленькая. Девчонки мои, однокурсницы, всю её изрезали, но не нашли никаких патологий. И говорят мне, мол, Надя, ты у нас привычная, фельдшером работала, трупов нанюхалась… – зашёл папа, кинул маме в ноги её тапки, а сам сел рядом на стул. – Вскрой, говорят, брюшную полость. Ну, понятно: что за радость экскременты нюхать? А мне-то что? Я и вскрыла… А там пусто… Вообще ничего нет, даже не пахнет.
Я вытаращила на маму глаза: – А что, так бывает?
– Как видишь, бывает. И не такое бывает. Почему она не ела, я не знаю. Но причину смерти я выяснила. От голода та женщина умерла.
Она вздохнула, встала и опять своим командирским голосом произнесла: – Так что, не бойся и не переживай. Никто не знает, когда и как он будет похоронен. И кем. Всё! Я – спать!
– А ты, папа? Ты на войне много мертвецов видел?
– Много, доченька. И до войны, и после… На войне как раз поменьше. Я же летал, что там сверху увидишь? Но первую смерть на войне помню. Это мой дружок был, Митя…
