одно тело. Только бы не Ребекка. Пусть она лежит тихо-мирно в земле, пока я не схвачу ублюдка, который замучил ее до смерти. Пожалуйста.
Я крутанул машину вправо:
– Спросите его – они опознали второй труп?
– Констебль Хендерсон хочет узнать, опознали ли вы… Угу… Нет… Я скажу ему. – Посмотрела на меня: – Он сказал, что вы должны ему двадцать фунтов, и…
– Да черт возьми! Они опознали второе тело или нет?
Снова налево, в очередной квартал напоминающих тюремные блоки жилых домов.
– Он говорит, что они все еще занимаются извлечением останков. – Доктор Макдональд прикрыла рукой микрофон на мобильном телефоне. – Скорее всего, прокурор настоял на присутствии на раскопках археолога-криминалиста, а тот пытается соорудить из этого большое дело.
Я повернул налево, потом еще раз налево и заехал в заканчивающийся тупиком переулок, застроенный с одной стороны трехэтажными жилыми домами, а с другой – серыми одноэтажными домами с верандами. Серое зимнее утро понедельника, самое начало одиннадцатого, а окна большинства домов погружены во тьму. Лишь кое-где одинокие окошки освещают промозглый мрак.
Ах, твою мать!
– У нас компания.
У обочины стоял серый фургон «форд транзит» с эмблемой «СКАЙ Ньюз» на боку, крыша щетинилась антеннами и спутниковой тарелкой. Это была единственная передвижная вещательная станция, других не было, остальные машины были обычным дерьмовым набором из «фиатов» и «воксолов». А вот газетные репортеры и таблоиды предпочитали «форды».
Я припарковался напротив блока домов в форме латинской «L», в самом конце дороги. Под дождем, скрестив руки на выпирающем животе, стояла женщина-констебль в форме офицера полиции. Ее флуоресцентно-желтая куртка сияла от света, освещавшего входную дверь.
Я поставил машину на ручной тормоз и выключил мотор. Протянул руку:
– Телефон.
Доктор Макдональд уронила мобильник мне на ладонь, как будто опасалась, что ее пальцы могут прикоснуться ко мне.
– Мэтт, скажи этому мальчишке-археологу, чтобы вытащил палец из одного места. Это расследование убийства, а не какая-то пижамная вечеринка[17], мать его.
– Но…
Я вырубил телефон и бросил его обратно в карман:
– Как так получилось, что вы боитесь летать?
– Это не совсем так. Летать я не боюсь. – Доктор Макдональд сняла ремень безопасности и вылезла вслед за мной под мелкий холодный дождь. – Я боюсь разбиться. Что абсолютно логично, если об этом подумать, поскольку здесь в действие вступает механизм выживания, совершенно рациональный, потому что каждый из нас должен бояться разбиться в авиационной катастрофе, и было бы странным, если бы мы этого не боялись, и, вообще-то, вы – вот кто действительно странный.
Я пристально посмотрел на нее:
– Да, я-то уж точно странный.
Нам пришлось показать свои удостоверения промокшей под дождем дубине,
Пижамная вечеринка, или ночной девичник – ночевка школьниц в доме одной из подружек.
