что его расписок и векселей тут нет!
Он застонал: старый негодяй перепрятал их! Наверняка вспомнил, что Ландсберг знает его тайник, и проявил предусмотрительность… Впрочем, надо перебрать бумаги еще раз – а вдруг?..
Несколько чужих векселей и расписок, пачка облигаций, прошитая по углу суровой ниткой, стопка каких-то давнишних писем, перевязанная красной ленточкой, еще письма – от брата Власова, который, как знал Ландсберг, учительствовал где-то в провинции, счета, квитанции… Все это Карл зрительно помнил. Новым здесь был разве что большой конверт, облепленный какими-то виньетками с розами, амурами и прочей чепухой.
Ландсберг отбросил было в сторону и конверт, однако, повинуясь какому-то наитию, вновь схватил его, вытряхнул содержимое поверх прочих бумаг. Ага! Он увидел, свои расписки, узнал свой почерк! Все бумаги были здесь, на месте, сколотые большой вычурной золоченой скрепкой в виде опять-таки Амура. Совсем рехнулся старик, право!
К распискам и векселям был присоединен лист бумаги, явно дорогой, с водяными знаками – в лавке такую бумагу для торжественных случаев Ландсберг видел по пятиалтынному, не меньше! А на бумаге он увидел свое имя – «Барону фон Ландсбергу». А ниже… Пробежав бумагу глазами, Ландсбер попятился от стола, наткнулся на кресло, упал в него.
«Мой дорогой и драгоценный воспитанник, Карлуша! Имею честь и удовольствие поздравить Тебя с торжеством Бракосочетания! От души надеюсь, что Счастие и Блаженство твоей супружеской жизни никогда не омрачат беды и невзгоды. Как и твоей Избранницы!
При сем прилагаю свой скромный, однако от всей Души Дар – твои долговые обязательства, должным образом погашенные и таким образом закрытые! Помни старого Чудака, принимавшего в Тебе долгие годы самое деятельное Участие. Искренне Твой – Егор Алексеев Власов.
Post-Skriptum: Ввиду своих преклонных лет и того, что Господь наш Всемогущий каждому чаду своему отмерил известный только Ему срок, после истечения коего Господь призывает всех нас к Себе, я сочинил и заверил у Нотариуса г-на Дрейера, тебе известного, еще одну бумагу. Однако, не желая омрачать День твоего Бракосочетания подобными мыслями и настроениями, копию сей бумаги к своим Поздравлениям не прилагаю. Когда Господь призовет меня к Себе, ты найдешь сию бумагу в желтом портфеле, в известном тебе месте. А подлинник – у упомянутого мной Нотариуса».
Прочтя письмо второй раз, Ландсберг почувствовал вокруг себя холодную пустоту. Значит, все угрозы старика были все же несерьезны, а приводились лишь в поддержание глупой шутки… Более того, Власов, как выяснилось, был намерен не только отсрочить возвращение долга, но и вовсе простить сей долг. Он приготовил ему свадебный подарок.
Ландсберг, Ландсберг, что же ты наделал!
Он пожал плечами, вынул из кобуры револьвер, крутнул барабан, взвел курок. Все очень просто! Старик своей шуткой, не понятой им, фон Ландсбергом, просто не оставил ему другого выбора! Немедля застрелиться – и покончить
