обмотал руку.
Ключи были на привычном крючке у входной двери. Ландсберг сорвал их, поискал глазами фуражку, неуклюже, левой рукой прицепил саблю. Перед выходом прислушался – на лестнице было тихо.
Заперев дверь снаружи, Ландсберг быстро спустился по лестнице. В парадной внизу снова прислушался и, стараясь шагать ровным шагом, направился прочь. Переулок был пуст.
Холодный ветер, бивший в лицо, трепал зажатые в левой руке векселя. Остановившись под первым же фонарем, Ландсберг поправил обмотанное вокруг раны полотенце – для этого ему пришлось прихватить захваченные из дома Власова бумаги зубами. Взявши потом бумаги, он, пользуясь неярким светом фонаря, попытался рассмотреть их. И остановился как вкопанный: глупец! Какой же он глупец! Он забрал свои денежные расписки – и оставил на самом видном месте и заготовленное Власовым поздравление, и завещание, где упоминалось его имя. А это – прямое указание для полиции, когда тела убиенных будут обнаружены!
Судьба, горько усмехнулся Ландсберг. Это просто перст судьбы!
Убедившись в своей чудовищной ошибке после убийства Власова, Ландсберг – совершенно искренне, не рисуясь и наедине с собой – вовсе не рассчитывал скрыться, каким-либо образом избежать наказания. Возвращение из лавки Семенидовой помешало ему застрелиться прямо у тела жертвы. Одновременно приход прислуги, очевидно, каким-то образом спровоцировал иной ход мыслей – и на кухню Ландсберг уже отправился с другим убеждением: свидетелей его преступления быть не должно!
Зарезав старуху, которая и вовсе не была повинна перед ним, Ландсберг понял, что окончательно перешел Рубикон. Можно было, конечно, спуститься к дворнику и попросить того сбегать за полицией. И покончить с собой до ее появления. Однако, спускаясь по лестнице, Ландсберг опять передумал.
Уходя из жизни вот так, без объяснений, он оставит своим родным и друзьям плохую память о себе. Сначала надо все хорошенько обдумать, проанализировать. Самому понять – как? Почему? А для этого требуется время и силы. Значит, надо бежать. Бежать, чтобы, все обдумав, решивши и отдавши необходимые в подобных случаях распоряжения, вернуться и принять приговор судьбы. Каким бы он ни был…
Голова кружилась, и ноги под коленями стали вдруг мягкими и слабыми. Надо дойти до аптеки – это совсем немного! Ландсберг с трудом оторвал руки от перил моста и побрел на зеленый свет фонаря.
Уже крутя ручку ночного звонка, Карл вдруг отчетливо подумал, что на всем своем пути от Гродненского переулка в центр он не встретил ни одного городового, ни прохожего. Даже будочников он, словно специально, благополучно миновал: всего две полосатые черно-белые будки попались на его пути, да и те оказались пустыми.
Ночь преступников. Ночь убийц?
Из глубины аптеки выплыл силуэт мужчины с аккуратной эспаньолкой на заспанном лице. Приблизив эспаньолку к застекленной двери, аптекарь всмотрелся в ночного посетителя. Армейский мундир окончательно
