тело на руки.
Разворачиваясь и уходя к дому, он коротко произнес:
– Спасибо.
– Антонина! Антонина! – звал он, занося почти безжизненное тело в одну из просторных комнат дома и укладывая на широкий диван.
Осторожно, поддерживая голову и приподнимая тонкие плети-руки, он стаскивал с неё зловонную одежду. Появившаяся через минуту Антонина громко охнула и стала было помогать, но Климентий отстранил ее руки.
– Я сам, ты воды согрей и чистые простыни неси. И камин, камин тоже, – говорил он быстро и нервно, переходя с помощницей на «ты».
Антонина быстро скрылась и уже через секунду стала громыхать где-то вдалеке тазами и ведрами.
Полностью раздев свою новую больную, доктор завернул ее в чистые одеяла, а потом, когда Антонина принесла воду, долго мыл, протирая мягкой тканью ставшую почти прозрачной кожу.
Он справился только к вечеру. Антонина заходила несколько раз и, глядя, как он вьется над женщиной, вздыхала и снова уходила. Одновременно с этим в приюте тихо умирал Никитка. Антонина сначала читала ему, а потом, когда он уснул, просто сидела рядом, иногда бегая к доктору или другим больным, и слушала, как Никиткино дыхание становится все слабее и слабее.
Вечером Климентий Павлович попросил:
– Готовь операционную.
– Как же, батюшка? Ты же сам говорил, что такое не режуць?
– Готовь, – твердо сказал он, не поднимая взгляда на удивленные глаза помощницы.
– У меня ужин. Не кормить? – осведомилась она, готовая на всё.
– Корми, – подумав, ответил Климентий Павлович, – потом готовь. Мне надо побыть одному.
Антонина скрылась. Все это время Климентий не отходил от Татьяны.
Она не приходила в сознание. Опухоль, вероятно, зародилась в одной из носовых пазух, потом разрослась настолько, что проломила скуловую кость. Ее щупальца проходили через носовые перегородки, полностью перекрывая дыхание. Татьяна дышала только ртом. От этого высохло нёбо, и вся ротовая полость была покрыта маленькими язвами. Глазница над опухолью тоже была деформирована, и глазное яблоко сильно выпирало под распухшим веком. Он не мог спросить, но был уверен, что на этот глаз она полностью слепа. Скуловые кости, повреждая кожу, вызывали сильные нагноения. Гнойники в нескольких местах истекали жёлто-розовой жидкостью. Климентий, чтобы увлажнить иссохшее нёбо, по чайной ложке капал в рот теплую воду. Тело женщины было настолько худым, что в некоторых местах, казалось, сквозь посиневшую кожу просвечиваются кости.
Решение, которое он принял, не согласовывалось со всеми его медицинскими знаниями и объективной действительностью. Но что-то необъяснимое, что-то не зависящее от него глубоко внутри говорило, что надо попробовать.
Остужая голову и сердце, он вышел из дома и пошел через дорогу к полю и дальнему лесу.
Пройдя в сумерках метров сто, он остановился и прямо
