Мы, кажется, сутки неотрывно готовили. И когда приехали долгожданные гости, мне пришлось три дня их везде сопровождать, отвечать на раздражающие вопросы, улыбаться и смеяться над шутками о моих несуществующих женихах, да еще и спать табуном в одной комнате.
Мне и дяде Феде выделили раскладушки, так что мы спали с ним прямо в центре большой комнаты. Лет с двенадцати я стала называть его просто Федей, тем более что старше меня он был всего на десять лет. Федя всю жизнь был моим спасителем и лучшим другом. Он показал мне первый ужастик, после которого я не спала двое суток, таскал меня на спине, научил вылавливать червей из навозных куч и рыбачить, катал на надувной лодке и вообще делал все, о чем бы я ни попросила. Он и его мать, бабушкина сестра, всегда с радостью ждали меня в гости, и только к ним я ездила с удовольствием.
Федя и в этот раз помогал мне не сойти с ума и не откинуться из‐за стресса, вызванного толпой родственников. Меня воспитали так, что я не имела права перечить старшим ни в чем и никогда, грубо говоря, была человеком без мнения, рабом обстоятельств. Семьи моих подруг всегда поражались моей необычайной скромности и вежливости, а я и не умела вести себя по‐другому, и, когда друзья позволяли себе какую‐то вольность при родителях или когда родители соглашались с их мнением, у меня глаза на лоб лезли. В моем подсознании сформировалась установка: если ты ребенок, значит, мнение твое все равно что пятая лапа у собаки – бесполезное явление.
Поскольку в семье ко мне не прислушивались и не позволяли принимать самостоятельных решений, мне казалось, что я запуталась в себе. Кто я и чего хочу? Каковы мои чувства на самом деле? Кем я хочу стать? Я не знала. Знала лишь, что по настоянию дедушки мне следует идти в медицинский, а хочу я этого или нет, не имело значения. С каждым годом я становилась все самостоятельнее и независимее, внутри у меня назревала буря, сдерживать которую становилось все труднее. Я дожидалась совершеннолетия, чтобы с чистой душой продемонстрировать семье, что тоже имею право на личное мнение. Что моя жизнь – моя и решения в ней принимать мне. А пока я оставалась робким забитым подростком, который все же иногда нарушал правила и пускался в авантюры.
– Аля, пойдем за земляникой? – предложил Федя, который решил остаться у нас еще на неделю.
Мы обитали на левой стороне, так как Федя был бабушкиным племянником. Дом покойной прабабушки Жени был построен из шлакоблоков, но с деревянным крыльцом. Цоколь был выкрашен белым, а стены – голубым. Крышу дед взялся перекладывать новой серой черепицей и возился наверху, пока мы с Федей искали корзины для ягод. Участок здесь был огромным: прямо за домом начинался обширный яблоневый сад с кустами малины и ежевики, который постепенно переходил в лес и заканчивался у пруда, по которому мы часто переплывали на ту сторону деревни. Лет в пять-шесть я не раз терялась в нашем саду, встречала там лис, а у пруда – цапель.
– Что‐то подружки к тебе давно не заходили, – невзначай бросил Федя, закрывая деревянную калитку.
– Их тоже запрягли. Завтра должны встретиться, – ответила я неохотно. Жуть как вымоталась за эту неделю, даже языком было лень
