звучало множество. Называли семейство Орсини, приглядывались к семейству Колонна, далее по списку. Всё напрасно. В конце концов круг подозреваемых сузился, ограничился близкими покойного, и вот уже в римских дворцах и тавернах эхом зазвучало имя Чезаре Борджиа.
Жаль Хуана, еще больше – его отца. Но почему, задаются вопросом горожане, Александр VI, пребывающий в глубокой скорби, не приказывает провести тщательное и беспристрастное расследование? Если владыку Рима спрашивают, что он думает о причине убийства и его исполнителях, тот сохраняет глухое молчание. Римляне видят в этом подтверждение своих подозрений: «Папа молчит – следовательно, знает». Страшно сказать: он, кажется, целиком под властью своего сына-любимчика.
Напрасно ждать помощи от сильных мира сего
А любимчик только отмахивается от всеобщей молвы. Не обращая внимания на глухой ропот, он заботится о завершении неоконченного плана, задуманного вместе с папой: надо наконец навсегда и бесповоротно разлучить Лукрецию и Джованни. Видимо, придется встретиться с ним с глазу на глаз. Чезаре с немногочисленной свитой отправляется в Марке.
Едва увидев молодого Борджиа, Джованни становится белее полотна.
Тот же любезно улыбается:
– Дорогой друг, ничего страшного тебе не грозит. Я даже готов обсудить целых два варианта: если хочешь сохранить за собой Пезаро, ты либо официально признаёшь себя импотентом и, следовательно, человеком, неспособным иметь плотские отношения с женщиной, либо перед лицом суда заявляешь, что интимная близость с Лукрецией тебе претит.
Джованни, хоть и трусоват, вспыхивает негодованием:
– О первом и разговора нет, я еще в здравом уме. Теперь про второе. Неужто ты и впрямь ждешь от меня лжесвидетельства о том, будто твоя родная сестра до того отвратительна, что с ней и дела в постели иметь никому не хочется? Подумал бы о ее репутации!
– Ладно, – отвечает, подумав, кардинал, – тут ты прав, а если не хочешь признать свою импотенцию, то вправе не делать и этого. Видишь, как я уважаю твое человеческое достоинство? Надеюсь, судьба будет к тебе благосклонна. Ведь этот мир, брат мой, полон коварства и скрытых опасностей. В любую минуту может выскочить из загона разъяренный бык, все сметая на своем пути, а то еще встретится какой-нибудь религиозный фанатик, примет за еретика и, привязав к столбу, устроит тебе аутодафе. Или же ты по ошибке выпьешь бокал игристого вина, предназначенного кому-то другому и заблаговременно отравленного, и закончишь жизнь в ужасных конвульсиях. Всякое бывает! В любом случае подумай обо всем этом хорошенько, и мы вскоре еще поговорим. Чуть не запамятовал: если захочешь посоветоваться с женой – с моей, как ты совершенно верно давеча заметил, сестрицей, – знай, что она уже не живет в монастыре Сан-Систо.
– Вы ее похитили? – ужасается муж.
– Вот еще! Она покинула обитель по собственной воле, никого не предупредив, исчезла без следа – и ищи ветра в поле. Кстати, если получишь о ней сведения, не затруднись, пожалуйста, нас оповестить, мы ведь как-никак одна семья.
– И
