style="font-size:15px;"> – Я предупреждал, – холодно сказал Шурка, потирая ребро ладони. – Не злись потом. В следующий раз и вовсе морду разобью.
Савка вскочил, злобно посмотрел на всех, утирая с разбитого носа кровь и сжимая кулаки, потом опять повернулся и пошёл прочь, что-то бормоча себе под нос и поддавая босой ногой попадающиеся под ноги муравейники.
Мальчишки и девчонка проводили его взглядами, потом снова уселись у костра.
– А вообще он в чём-то прав, – неохотно сказал вдруг Шурка. Его словно что-то толкало и заставляло говорить.
– Ты про что это? – непонимающе поднял бровь Гришка. – Про то, что я – барчук?
И постарался усмехнуться как можно непринуждённее.
– Да нет, – с досадой сказал Шурка. Несколько мгновений он морщился, крутя в голове мысль так и сяк, злобно потирая двумя пальцами веснушчатый нос. Наконец неуверенно выговорил:
– Подлизываться к тебе мы, конечно, не подлизываемся, – в голосе его вместе с неуверенностью прозвучала угроза – какая-то сволочь смеет сказать, что он, Шурка Плотников, к кому-то подлизывается! – Но вот… оттого что ты, сын барина, – наш друг… есть что-то лестное на душе. Слов я не знаю, чтоб правильно сказать.
– Я понял, – Гришка отвернулся. Да, и впрямь, объяснил Шурка – лучше не придумаешь. А то, как бы не подумал кто из ребят, что это он, Гришка, барчук, подлизывается к Шурка, памятуя пугачёвщину. Будут, мол, опять пускать холопы красного петуха господам, так может и вспомнят про старую дружбу, пожалеют.
Сжал зубы.
Никогда, ни одной мысли о том прежде у него не возникало. А вот Шурка видно, думал что-то такое.
На мгновение Гришка испытал невероятную злобу к Савке – ишь, нагадил словами в душу. Теперь хочешь, не хочешь, а будет всё время думаться про то. И про пугачёвщину. И про свой возможный страх. И про то, что (прав Молчанов, сучонок!) доведись им обоим служить на флоте (ему-то, Гришке, точно придется!), то и вправду, Гришке Шепелёву быть офицером, а Шурке в лучшем случае – боцманом. Но это лет через десять, а сначала – матросом. И про плеть, вестимо (плеть на флоте называется линёк!), которой он (не он, а боцман, но по его приказу!) будет полосовать Шурку. И нет-нет, да и заползёт теперь гаденькая мыслишка – а ну как и Шурка про то думает?! Потому и дружит с ним?!
С барчуком.
2
Рассвет слабо засерел по окоёму, разгоняя облака и воровато отдергивая чёрный полог ночи. За ночь с озера наполз туман, и кони звучно фыркали и топотали копытами где-то в вязкой молочной его глубине. Мальчишки, то и дело зябко ёжась, торопливо собирали сушняк и высекали огонь.
Гришка поёжился, выбираясь из-под старой отцовской шинели, потертой временем, пожжённой у походных костров и побитой молью. Сел, ещё кутаясь в расстёгнутые полы шинели, попытался, не раскутываясь, застегнуть хлястик.
Не преуспел.
Встретился глазами с внимательным взглядом Маруськи. На мгновение смутился,
