окованный уголок выглядывал из-под грубой просмолённой ткани. Там же нашлось место и рундуку Смолятина – изящный без лишних разговоров помог помору закинуть рундук на запятки. Потом все трое один за другим нырнули в отворённую дверцу кареты, и почти тут же Данила погнал коней.
Переглянулись, отдышавшись. И рассмеялась все разом: Смолятин – нерешительно и сдержанно, изящный – негромко и едва заметно, а третий – открыто и от души.
Потом изящный потянул руку ладонью вверх:
– Глеб Невзорович, шляхтич герба Порай Полоцкого повята Виленской губернии, к вашим услугам!
Второй, всё ещё улыбаясь, кинул свою руку поверх, блеснул белыми зубами:
– Григорий Шепелёв, дворянин Бирского уезда Оренбургской губернии! Готов служить!
Смолятин, долго не раздумывая, накрыл их руки своей:
– Влас Смолятин, помор, сын дворянский из Онеги. Можете располагать мной, господа!
Карета, покачиваясь, уносилась прочь по улицам Петербурга, кони постепенно перешли на размеренную рысь, и добрый цокот подков по булыжникам и брусчатке эхом отдавался в карете.
– Кого куда подвезти, господа? – Невзорович покосился в окно и повторил сказанное в запале драки. – Прошу без стеснения.
– Мне надо в Морской корпус, – опередил раздумывавшего Смолятина Шепелёв, и двое других мальчишек вытаращили глаза.
– И мне… надо в Морской корпус, – размеренно уронил Смолятин.
– Господа, по-моему это судьба, – тонко усмехнулся Невзорович. – Потому что я тоже приехал в Петербург, чтобы учиться в Морском корпусе.
Судьба, так судьба.
– На «ты», господа? – предложил Невзорович, приподымая бровь.
– А пожалуй, – согласился Шепелёв, прищурясь. Оба глянули на Смолятина, и помор только согласно склонил голову.
Он сдвинул в сторону книгу, которая мешала ему сидеть, упиралась толстым переплётом, и все трое невольно посмотрели на неё – бросились в глаза непривычные, хотя и знакомые буквы на переплёте.
– Ада́м Мицкевич, «Дзяды», – вслух прочёл Смолятин, чуть запнувшись на незнакомом слове в названии.
– А́дам, – поправил Невзорович.
– Ты поляк? – с любопытством спросил Шепелёв. Он вообще был каким-то живым, постоянно двигался, словно усидеть на месте не мог, глаза всё время бегали, разглядывая карету, словно её обивка была усыпана какими-то рисунками или письменами, хотя на деле ничего подобного не было.
– Литвин, – покачал головой Глеб. Взял книгу из рук Смолятина и убрал в дорожный сундучок около двери.
– А небедно живёшь, – с мальчишеской бесцеремонностью заявил Гришка, оглядев изнутри карету. Бледно-зелёный узорный шелк обивки на стенах и ярко-красная, почти алая кожа диванов, тёмно-зелёные, почти болотного цвета, бархатные занавеси на окнах. Богато. – Прямо скажем, по-княжески. Или ты и есть князь,
