годом у нас весь город побывал.
– Нам можно в кино сниматься. Типа «Звонка», – сказал Эгиль. – А тебе, Лив, роль Самары в самый раз была бы.
– Тсссс! – одернул его Ингвар.
Он сидел в кресле, закинув ноги на старый ящик из-под газировки. Челка падала ему на глаза.
– Самару и Ингвар запросто сыграл бы! – Я расхохоталась. – Можно вообще по очереди играть.
Ингвар бросил зернышко попкорна, оно пролетело через всю комнату и угодило мне в лицо. Я бросила его обратно, но промахнулась, и попкорн упал на пол. Тогда за меня вступился Эгиль: он запустил руку в миску с попкорном и швырнул в Ингвара целую пригоршню. Я испустила радостный вопль и захлопала в ладоши.
– Уймитесь, мелюзга, – сказал Ингвар, – тут некоторые, между прочим, кино смотрят.
– Ты же видел японскую версию, – подловила его я, – и знаешь, что будет дальше.
– Я смотрю кино не для того, чтобы узнать, что будет дальше, – парировал Ингвар.
Раздался звонок в дверь, и входная дверь открылась. В прихожей послышались голоса.
– Мы тут шмотье бросим! – крикнул один из музыкантов из группы Ингвара. Тот проорал в ответ нечто нечленораздельное.
На экране главная героиня отыскала дом, где выросла девочка, и поняла, что в детстве та была обделена вниманием. Эгиль вытянул накачанную руку, на которой отдыхал Неро, и произнес:
– Вот что я вам скажу. Он скоро вырастет и будет длиной с диван; но пока он не вымахал, надо обязательно его показать кому-нибудь. Говорите, что хотите. Однажды вы свалите, и я это проверну.
– Забудь, Эгиль, – отмахнулась я. – Когда я перееду, то и Неро с собой заберу.
– Это не твоя змея, не тебе и решать, – сказал Эгиль. – И за змею, и за террариум заплатил я.
– Ты хочешь сказать, твой папа заплатил.
– Заткнись.
– Ну хватит, завязывайте, – буркнул с кресла Ингвар.
– Ты чего это? – спросила я. – Критические дни?
Ингвар вскочил и стряхнул с себя остатки попкорна.
– Ну всё, достали. С вами даже кино не посмотришь.
Он скрылся в коридоре. Я перевела взгляд на экран, но нить уже была потеряла.
– Мне это не нравится, – сказал Эгиль, – вечно ты отца моего приплетаешь… Вообще-то это хреново.
– Знаю, – признала я, – прости.
– Я на Рождество вообще представлял, как пристрелю его, – Эгиль сложил пальцы в форме пистолета. – Он насквозь психопат, реально. У него и чувств никаких нету, только жадность и злость. По-моему, такие, как он, не заслужили власти над другими.
– Такие, как он, как раз эту власть и получают, – сказала я.
Он кивнул.
– Мне бы с ним расквитаться. Воздать по заслугам. Однажды он у меня дождется. Деньги – вот его больная мозоль. Надо дом ему сжечь или сейф ограбить.
В лавовом светильнике возле телевизора плавал большой желто-зеленый пузырь.
– Чего
