голос:
– Что происходит, Тайлер? Что творится?
Я пересказал ей слова Джейсона о китайских ядерных ракетах.
– И он знал, что такое может случиться?! – воскликнула она и тут же ответила на свой вопрос: – Ну конечно знал.
Новый закат заливал комнату розовым сиянием, расцвечивая щеки Дианы лихорадочным румянцем.
– Тайлер, мы погибнем?
– Джейсон так не думает. Хотя люди страшно перепугаются.
– Но это, наверное, опасно? Радиация и все такое?
Вряд ли. Но полной уверенности у меня не было.
– Попробуем включить телевизор, – сказал я.
В каждой комнате имелась плазменная панель, встроенная в ореховую отделку напротив кровати. Я решил, что любая условно смертельная радиация выведет из строя приемники и передатчики телесигнала.
Но телевизор работал безупречно. По новостным каналам показывали толпы, собравшиеся в европейских городах, где уже стемнело – насколько это было возможно той ночью. Убойная радиация не поразила планету, но паника зарождалась вовсю. Диана неподвижно сидела на краешке кровати, сложив руки на коленях. Ей было страшно. Я присел рядом и сказал:
– Грози нам смерть, мы бы уже погибли.
Закат рывками опадал во тьму. Рассеянный свет распался на несколько отчетливых мертвенно-бледных солнц; затем небо пронзила сверкающая дуга солнечного света – внезапно, будто распрямилась пружина, – и мгновенно исчезла.
Сидя бедром к бедру, мы смотрели, как темнеет небо. А потом появились звезды.
Прежде чем отказала мобильная связь, я успел еще раз созвониться с Джейсоном. Когда случилось небоизвержение, сказал он, Саймон как раз платил за комплект свечей для машины. Дороги, ведущие из Стокбриджа, стояли в пробках; по радио сообщалось, что кое-где в Бостоне начали грабить магазины, а движение на всех крупных магистралях застопорилось, поэтому Джейс бросил «феррари» на парковке у мотеля и снял комнату для себя и Саймона. Утром ему, скорее всего, придется ехать в Вашингтон, но сперва он завезет Саймона в летний домик.
После этого он передал телефон Саймону, а я передал свой Диане и вышел, чтобы не мешать ее разговору с женихом. Дом казался огромным, пустым и зловещим. Я походил по комнатам, повключал свет, а потом меня позвала Диана.
– Еще по стаканчику? – спросил я.
– О да, – ответила она.
Вскоре после полуночи мы вышли во двор.
Диана храбрилась: скорее всего, благодаря Саймоновой идеологической накачке. В теологии НЦ не имелось ни традиционного второго пришествия, ни Вознесения, ни Армагеддона; Спин являл собой совокупность этих понятий, кое-как подходил под все древние пророчества. Раз уж Бог решил изобразить для нас истинную геометрию времени на небесном холсте, говорил Саймон, нам остается лишь благоговейно трепетать. Но не следует идти на поводу у собственного страха, ибо Спин – всего лишь акт избавления, последняя и лучшая глава в истории человечества.
