а православный храм строят с особым старанием, не озорничают. Да и отец Павел их не обижает, расчёт своевременно даёт. Раз денег не было уплатить за работу, тогда прошёл он по всем дворам с просьбою к бабам собрать птицу, кто сколько даст. Ни одна хозяйка Павлу Саввичу не отказала, много разной живности собрали, а когда продали, враз хватило с китайцами рассчитаться. Вот он какой, наш благодетель, отец Павел Мичурин! Великий человек! И храм у нас будет великий! Двести лет простоит, а будет стоять как новенький! А? Верно я говорю? – дядька повернулся к ребятам, довольный, что ответил им в том же духе. Дети, в общих чертах зная печальную историю недолговечности этого поистине великолепного храма, вздохнули, но всё же заставили себя улыбнуться, чтобы не огорчать собеседника.
– Поживём-увидим, – вторил Тимоха. Дядька расхохотался, потрепал мальчика по голове и пошёл по своим делам, весело насвистывая какую-то незатейливую мелодию.
–Как жаль, что его больше нет, – грустно сказала Есения.
– А ещё жаль, что он пока не достроен.
– Я бы тоже хотела увидеть, какой он будет… или был? Как правильно сказать?
– Не знаю! – засмеялся мальчик. – Но одно знаю точно: я не хочу оставаться здесь на несколько лет, чтобы увидеть окончание строительства. Уж лучше на старых фотографиях смотреть!
– Согласна! – подхватила девочка. – Ну что, поглазели и хватит? Пойдем наш экспонат искать?
– Да, пора.
Ребята начали свои поиски с самых скромных рядов, постепенно перемещаясь к более основательным постройкам. Несмотря на то, что продавали здесь предметы быта для простого люда, школьники решили задержаться в этом месте подольше. Ведь большинство товаров, которые были представлены на этих торговых рядах, в двадцать первом веке можно было встретить разве что в музее. Или в фильмах о дореволюционных временах. Но в музее вещи, в большинстве своём, изношены, частично сломаны, а в фильмах – и вовсе одна бутафория. А тут – вот оно всё – настоящее, новенькое. Некоторые предметы быта и вовсе были диковинками неведомого предназначения. Тимохе ужасно хотелось узнать, для чего применяются те или иные товары, но он боялся спросить у торговцев, дабы не выдать себя. Кто знает, быть может, сто лет назад назначение этих предметов известно каждому ребёнку. Плетеные корзины, глиняные горшки и чашки, ложки, черпаки, чугунки, хомуты для лошадей – всё это было хорошо известными и понятными вещами. А вот на прилавке лежат непонятные дощечки с зазубринками.
– Что, голубушка, новый рубель присматриваешь? – ласково обратилась торговка к Есении, увидев, что девочка проявляет интерес к её товару. – Выбирай, какой сердцу ближе!
– Рубель? – переспросила Есения. – А что им рубят?
– Блаженная, что ли? – удивилась торговка. – Рубеля в глаза не видала? А кто ж тебе платья после постирки рубит?
– Я понял, – зашептал Тимоха на ухо своей новой подружке. – Это такой древний утюг, наверное.
– Никто мне одежду
