Браун произнес:
– Да, у меня есть знакомый в составе 56-й бригады тяжелых гаубиц. Это капитан Франц Зиммель. Мы познакомились в госпитале, где проходили лечение. Наши койки стояли рядом…
– А еще кто-то тебя знает в Городище, помимо капитана Зиммеля?
– Нет, больше никто не знает, – ответил Браун.
– Это хорошо… – медленно произнес Шубин. – Хорошо, что тебя в Городище больше никто не знает…
Капитан сознавал, что выполнил значительную часть задания, поставленного перед ним полковником Городовиковым. Он установил, какая вражеская часть противостоит нашим войскам в Погорелом Городище, кто командует этой частью, какие танковые подразделения готовы прийти им на помощь в случае нужды. Установил и дислокацию немецких опорных пунктов на реке Держе. Однако Шубин не собирался возвращаться к своим с этими скудными сведениями. Чем дольше длился допрос обер-лейтенанта Брауна, тем прочнее в голове Шубина складывался дерзкий план. Дерзкий, но вполне осуществимый! Он еще раз взглянул на обер-лейтенанта, на его мундир, валявшийся на траве, потом прикинул, кто из его бойцов мог был сыграть роль водителя мотоцикла… Наконец, план проведения глубокой разведки окончательно сложился у него в голове. Он еще раз оглядел своих бойцов.
– Костя! – позвал он Погорелова. – Ну-ка, надень форму этого водителя. Надо посмотреть, как она на тебе сидит.
Пока Костя Погорелов надевал форму рядового Мюллера, сам Шубин быстро облачился в китель обер-лейтенанта Брауна. Облачился – и остался доволен. Форма сидела на нем, будто сшитая на заказ. Погорелов выглядел не столь блестяще, как его командир, форма была ему мала, но ведь рядовой водитель и не должен выглядеть как офицер.
– Ты хоть два слова по-немецки знаешь? – спросил у Погорелова Шубин.
– Как раз два слова и знаю, – ответил Константин. – Одно «яволь», другое «хенде хох». Да, еще могу сказать: «Гитлер капут».
– Ну, «яволь» тебе, может, и пригодится, а остальное лучше забыть, – решил капитан. – И вообще, тебе при выполнении операции лучше помалкивать. Так что я буду говорить за двоих. Я это серьезно говорю. Когда въедем в Городище, ты закрываешь рот на замок и не открываешь. Если я отдаю тебе какую-то команду, а рядом находятся немцы, отвечаешь «яволь». Понял?
– Так точно!
Шубин повернулся к сержанту.
– Значит, так, Воробьев, – сказал он. – Пусть кто-то из бойцов останется здесь – будет беречь нашу форму. А то пропадет форма – так мне и придется до конца войны в этом сером мундирчике ходить. А ты с оставшимися в твоем распоряжении двумя бойцами берешь двоих фрицев и ведешь их к Держе, к тому месту, где мы переправились. Там перетаскиваете их на наш берег, сдаете кому-нибудь из наших разведчиков – и сразу назад. Назад – то есть сюда, где мы сейчас находимся. Здесь у нас точка встречи. Да, вот еще что: если кто-то из пленных попробует не то чтобы крикнуть, а хотя бы рот открыть, ты знаешь, как действовать. Ну, я им сейчас это дело тоже объясню.
Он
