лет сама она неофиткой отнюдь не являлась – как мы помним, уже ее ранние стихи демонстрируют наличие оккультистской подготовки: теософские связи ее, предположительно, относились к более раннему периоду, чем петербургское общение с кругом Матюшина – Гуро.
Оккультные искания шире всего распространились в московской театральной среде. Наиболее вовлечены в антропософские искания были переехавшая в Москву Белорусская драматическая студия и Первая студия МХТ – МХАТ-2, где тон задавал сам его художественный руководитель – Михаил Чехов[81], особенно после возвращения Андрея Белого в Россию осенью 1923 года и в результате постановки в театре пьесы по его роману «Петербург». Надо думать, что пиком этих увлечений стал курс лекций, прочтенных Белым в театре в сезон 1925/26 года.
Очень активным антропософом был молодой режиссер Валентин Смышляев[82], сблизившийся с М. Чеховым в середине 1920-х в процессе постановки «Гамлета». Из следственных дел конца 1920-х – 1930-х мы знаем имена и других актеров – членов образовавшегося при театре антропософского, или, как они сами его называли, тамплиерского, кружка: Александр Гейрот[83], супружеская пара – мать Смышляева Лидия Дейкун[84] и его отчим А. Благонравов[85]. Рисунки на генеральной репетиции «Архангела» делал другой будущий тамплиер – издательский работник А. В. Уйттенховен[86]. Однако имена Бромлей или Сушкевича в подобных контекстах не всплывали никогда. Сама же Бромлей – при своей стойкой репутации «теософской дамы», о которой пишет, например, Гиацинтова[87], – ни с одним из активных тогда кружков или лож связана не была. Известно тем не менее, что она увлекалась антропософским психотренингом, который стал насаждать Чехов.
Вторая пьеса. На фоне провала «Архангела» не могло быть и речи о постановке второй пьесы Бромлей – «Легенда о Симоне Аббате Чудовище, истребителе рода людского, изгнавшего души людей и вселившего в них духов тьмы и ярости»[88] (1921). По всей видимости, однако, Вахтангов, прочтя только что написанного «Симона», счел и его большой, значительной вещью[89]. Очевидно, Бромлей написала ему, протестуя против преувеличенных похвал в свой адрес, потому что Вахтангов настаивал:
«Н. Н. Бромлей
[Октябрь 1921 г.]
Хорошо. Надя, я буду скромным.
(„Я буду скромен, буду тих“)[90]
Мне больно и стыдно, что кругом люди так рассудочны, что боятся преувеличить.
Я знаю, что я не преувеличиваю.
Мне радостно видеть большое, и хочется, чтобы этой радостью жили и другие.
Когда же я вижу, что до них эта радость не доходит, я чрезмерно огорчаюсь их благоразумием. Легко уходить в одиночество, когда есть горе, и почти невозможно радоваться в одиночестве – вот почему я недостаточно скромен.
Е. Вахтангов»[91].
См.:
Там же. Passim.
Там же. С. 169.
Там же. С. 80, 87, 107, 271, 322.
Там же. С. 80, 107, 271, 322.
Там же. С. 156–157.
Софья Владимировна Гиацинтова (1895–1982) – в 1910–1920-е актриса МХАТа и МХАТа-2, с 1924-го – жена И. Берсенева. См.:
К письму публикаторами дан следующий комментарий: «Это письмо написано по поводу пьесы Н. Н. Бромлей „Легенда о Симоне аббате“. Пьеса была прочитана коллективу Первой студии МХТ. Большинству актеров она не понравилась, хотя Вахтангов высоко оценил ее в своем выступлении». См. следующее примечание.
