нескольких лет Мэри вынашивала свою гипотезу (у нее было много гипотез, наскоро записанных в блокнот рядом с ежедневным почасовым расписанием): Бантинг полагала, что образованные женщины могли бы возобновить интеллектуальную карьеру, если бы им предоставили на это время, финансирование и другие ресурсы университета. Мэри представляла женщину, похожую на себя в молодости: мать четверых детей и обладательницу докторской степени, воодушевленную и материнством, и свежими исследованиями в избранной ею области. Этой женщине было нужно место вроде Йельской лаборатории: место, до которого несложно добраться и где в свободное время можно заниматься своими исследованиями, не беспокоясь о зарабатывании денег на нужды семьи. Она вспоминала своих соседок в Бетани: «Думаю, в каждом аккуратном маленьком кирпичном домике запрятано по крайней мере по одной женщине, которой нечем себя занять, – писала Мэри своей матери, когда жила там. – Если бы они сами стирали и т. д., то были бы при деле, но нет. Эти женщины только и делают, что ходят по гостям или кричат на детей, просто от скуки… Они рассуждают – голоса доносятся сквозь смотровое окно – о том, как усердно им приходится работать, но в сущности просто бесцельно слоняются в поисках развлечений»[177]. Пусть Мэри и не слишком справедлива к тем женщинам, которые не могли похвастаться ее неослабевающей энергией, тем не менее она сформулировала одну из ключевых проблем идеала семейной жизни американского обывателя: не все образованные женщины были всецело погружены в ведение домашнего хозяйства.
Что произойдет, если блестящая, скучающая женщина получит все те преимущества, которыми она, Полли Бантинг, пользовалась в молодости? А что, если женщины по всей стране поймут: они, все они без исключения, тоже могут продолжить учиться и получить работу? Как резко скакнет уровень образованности американок, и возрастет ли количество научных кадров среди женщин? Рэдклифф, как утверждала Бантинг в тот мартовский день, – лучшее место для проведения этого «хлопотного эксперимента».
Смелое предложение от женщины, которая еще даже официально не вступила в должность президента Рэдклиффа. Все потому, что Бантинг была храброй. Один гарвардский профессор однажды сказал о ней: «Хотел бы я, чтобы в Гарварде был такой же мужественный президент, как миссис Бантинг»[178]. Речь Мэри обеспокоила членов совета попечителей. Раз это эксперимент, значит никто не гарантирует его успеха. Рэдклифф может потратить сотни тысяч долларов на каких-то посторонних женщин, – и ради чего? Есть ли способ узнать, что этот проект окажет положительное влияние на студентов Рэдклиффа? Более того, многие выпускницы Рэдклиффа казались вполне счастливыми домохозяйками; предположение о том, что они «сегрегированы» и никак не развиваются, могло их оскорбить. Совет попечителей сообщил Бантинг, что она должна будет провести кампанию по сбору средств для этого проекта самостоятельно и не обращаясь к постоянным спонсорам Рэдклиффа. Мэри с радостью
Down-to-Earth College President: Mary Ingraham Bunting // The New York Times. 1969, April 29. P. 28.
