без того затерявшаяся в пространстве жизнь маленького городка выглядела еще более пустой в окружении четырех стен без окон и какой-либо связи с внешним миром. Все жизненное пространство Платона и Лии ужалось до нескольких квадратных метров комнаты, разделенной пополам решеткой. В абсолютной пустоте параллельного измерения из нового бытия невозможно было даже представить, сколько солнечных градусов миновало и сколько учебных лекций прошло, пока они там сидели. При всем желании нельзя было вычислить никакой срок без ориентиров, вроде телевизионного расписания или устоявшегося распорядка жителей квартала, деятельность которых всегда можно было увидеть, высунувшись в окно. Расстояние застыло на месте и казалось, что весь мир сейчас поставлен на паузу, настолько нереальной была мысль, что где-то в данный момент кипит жизнь.
В неподвижной вечности арестованные молодые люди словно застряли между всех известных науке миров. Мозг отказывался фиксировать какие-либо жизненные циклы и вообще свое существование как таковое. Три физических измерения сжались до одной неподвижной точки внутри паникующего пытливого ума Платона, окруженного замкнутым пространством, словно другой вселенной или черной дырой.
Неотвратимость подкрадывалась из темноты будущего и наконец встретилась с парнем лицом к лицу. Не в силах что-либо предпринять, полностью скованный собственным страхом и безысходностью, он смирился с судьбой и приготовился к худшему, к пустому тоннелю без единого луча света в конце.
Рядом неподвижно лежала Лия в неуместном для казематов, но идеально подходящем ей синем платье, вытянулась вдоль узкой лавки, упершись ногами в дальний конец стены. Ее голова покоилась на согнутой руке, окруженная пышными солнечными волосами. Только вот, разлучившись с родственной им небесной звездой, длинные кудри в холодном ламповом освещении стали более русыми, цвета золота. Пораженный их настоящим оттенком, парень поглаживал их рукой, словно касаясь спасительных кос Рапунцель, своей красотой спасавшей его из кошмара угнетающей меланхолии. Откровенные движения пальцев Платона должны были привлечь к нему внимание девушки, однако та продолжала неподвижно лежать, уставившись в потолок. Открытые глаза лишь моргали, когда на них садилась очередная пылинка из толстого слоя побелки над головой. Пышные ресницы, словно веер, отбрасывали пыль на побледневшие от ее тонкого слоя щеки и лоб. Вдвоем они так и располагались на скамейке у стены, как полуживые восковые фигуры.
Сложно понять, как долго молодая парочка сидела в камере предварительного заключения. Регулярные приемы пищи, позволившие бы ориентироваться в градусах, отсутствовали – неподвижным людям нет нужды в пропитании, а полицейские не собирались баловать своих единственных заключенных, пытались, наоборот, максимально подавить их волю перед предстоящим допросом. Лишь периодичность, с которой менялись на своем посту служители правопорядка, могла бы сориентировать заключенных, но младший полицейский
