на левой стороне. Там, на полках, были выложены зеркала в оправах и без, большие, в рамах для картин и маленькие ручные.
– Выбирайте! – прошептал он.
– Наталья протянула руку, собираясь взять любое, первое попавшееся, но какое-то внутреннее чутьё заставило провести рукой над зеркалами и она почувствовала тепло от одного, оформленного в затейливо вырезанную рамку из тёмного дерева, зеркала. Она взялась за ручку и поднесла к лицу. Зеркало изнутри издало мягкий свет. Санька ойкнул.
– Уходить пора. А то застукает мастер, не поздоровится нам, – шепнул он. Тихонько, как мышки, они преодолели дорогу обратно до кладовки. Наталье сложно было быть "мышкой" в сто килограмм, но в этот раз она ничего не задела, ничего не уронила. Дойдя до нужной стены, Санька взял Наталью за руку, задул свечу и запросто шагнул в стену, как в дверь. Вышли они в своём лесу из того же камня, в который вошли. Солнце уже скрылось за верхушками деревьев, в лесу стало прохладней. У Натальи случился откат – она согнулась пополам и начала заливисто смеяться. Адреналин гнал кровь по венам, сердце бухало в груди, ударяясь в рёбра, а ей было просто весело!
– Уух! Санька! Это ж правда! Мы в Италии были! Зеркало спёрли!!! – она продолжала хохотать на весь лес, вытирая выступившие слёзы.
– В Италии! Были! – смех неожиданно начал переходить в слёзы и превращаться в истерику. – Игорь меня обещал свозить в Италию, козёл! – она осела на землю, согнув ноги в коленях. – Всю жизнь мне что-то обещал, а сам это для Алки делал. Я ж и подумать не могла, что он к моей подружке бегает. Я ж, когда видела новые вещи, подаренные ей "её мужчиной", советовала держаться за него. Дура! Какая я была дура! И утешала её, когда они ссорились, помириться советовала! И в Италию он её возил, и во Францию, и в Турцию! Вот идиотка я!!! – слёзы обиды душили, обжигали лицо, душу, но они же принесли и облегчение, освобождение от многолетних обид и предательства. Выплакав последнее, она вздохнула облегчённо несколько раз, размазала грязными руками солёную воду по лицу и оглянулась. Саньки не было.
– Санечка! – позвала она.
– Бегу! – откуда-то слышался его голосок. Скоро и сам он показался между деревьев с ковшиком в руках:
– Вот, выпейте, тёть Наташ! – запыханно произнёс он, – вода… там…
Наталья с благодарностью взяла ковш, жадно сделала несколько глотков.
– Ого! – услышала она Санино, – Вы посмотрите!
Она обернулась вокруг себя и увидела, что сидит на островке из жёлтеньких полевых цветочков. Это была красота. Такая свежая, поразительная в своей неожиданности, такая проникающая прямо в сердце, освежающая душу!
Наталья была благодарна мальчишке, что он не видел всей её истерики, не слышал её исповеди. Благодарна, что он показал ей, что есть другой мир, что жизнь не заканчивается в сорок пять с предательством мужа, что не всё то жизнь – стирка, кухня и уборка, а есть ещё много такого, где ты можешь быть счастливым, помогая другим. Ведь Санька сам был одинок, но он не понимал этого – он помогал
