очень большую и твёрдую чешуйку.
И Олвид понял, отчего его брат пришёл в такое замешательство, увидев оберег найдёныша.
– Ты сам-то знаешь, что это, а, отрок? – спросил друид, с трудом сглотнув.
– Знаю – чешуя дракона, – последовал ответ.
– Откуда она у тебя?
– Не помню, – как обычно, ответил мальчик, но неожиданно добавил: – Подарок, надо думать.
– Почему подарок?
– Вряд ли возможно предположить, что я сам сковырнул чешуйку со шкуры живого дракона, – пожал плечами Берд.
– Почему именно живого? – быстро спросил Олвид.
– Чешуя дракона сохраняет радужный блеск, пока жив её хозяин… ну, то есть прежний обладатель, – мальчик немного смешался.
– Тебе так хорошо известна природа драконов? – густые брови друида взлетели вверх. – Откуда?
Ответ прозвучал вполне предсказуемо:
– Не помню…
Однако в этот раз Олвид не оставил мальчишку в покое, продолжал с удвоенным нажимом:
– Но ты ведь хочешь вспомнить? Хочешь понять, кто ты и откуда?
– Конечно, хочу, – кивнул Берд.
– И наверняка надеешься встретить людей, которые опознают тебя?
– Именно так.
– Тогда могу тебя обрадовать: я знаю, кто ты! – старик в упор смотрел на юного спутника.
Тот сначала замер, только глаза расширились в радостном изумлении.
– И кто же я? – наконец спросил он.
– Тебя зовут Тодар, – медленно проговорил Олвид.
Мальчик вздрогнул, снова застыл на миг и вдруг широко улыбнулся:
– Тодар… Точно – Тодар!
«А ведь ты, оказывается, легко поддаёшься внушению, – подумал Олвид, глядя на просветлевшее лицо мальчика. – Что ж, это даже лучше, чем можно было ожидать!»
«Внушению? – про себя удивился Берд, вернее, Тодар, сохраняя на лице радостную улыбку. – Ничего подобного, мудрейший. Просто это действительно моё имя!» И быстро отвернулся: незачем показывать старику, что шустрый найдёныш ещё и мысли читать умеет.
Глава 2. Необычная девочка
Мать Геновефа шла по длинному каменному коридору, и гулкие своды многократно усиливали стук её посоха. Блёклый утренний свет лился сквозь высокие окна, открывая взору великолепные мозаики на стенах и сложный узор из трёхцветной плитки на полу. Настоятельница, однако, не смотрела ни под ноги, ни по сторонам. Зачем? Она до сих пор помнила каждую пядь этих стен и полов, и количество шагов от колонны до колонны, от окна до окна. Сотни, а может, и тысячи бесконечных часов провела она на коленях, драя эти холодные плиты и начищая до блеска колючие кусочки стеклянных картин… Стоило только вспомнить об этом, и у неё вдруг заныли колени, больно защипало в пальцах затёкших рук. Наверняка то же самое теперь чувствовали десятки маленьких девочек, наводивших красоту в парадной галерее к приезду столь важной особы,
