в слишком тесном пространстве, слишком интимной близости.
И снова – знакомые стены. И снова – мы внутри них. Привычная картина, расколовшаяся на две части, которые уже невозможно склеить.
– И куда собралась? – грубо, почти зло, поинтересовался Глеб.
От его тона во мне вспыхнул ответный гнев. Какое право он имел говорить со мной так – требовательно, раздраженно, после того, что наделал? Какого черта вообще позволял себе такие интонации, будто я была марионеткой, вдруг вышедшей из-под контроля кукловода?
Пришло горькое осознание: а ведь меня наверняка именно так и воспринимали годами. Что Глеб, что его мать. И всему виной – моя мягкость, моя уступчивость и желание сделать всем хорошо… Зачастую – себе же во вред.
– А ты уже все, чаев напился? – парировала в ответ. – Как торт, вкусный был?
Муж раздраженно выдохнул, выпустил из легких воздух со свистом, полным досады.
– Анна Николаевна все не так поняла.
– Да что ты? А как еще можно понять такую картину? Ты, смотрю, прекрасно устроился, Глеб: мама тебе уже и проституток сама на дом приводит! А свечку держит? А то мало ли ты не справишься сам, забудешь, куда тыкать?
Я сознавала, что говорю много лишнего, что меня несет на волнах обиды и злости и заносит уже чрезмерно. Но как еще можно было реагировать на все это?
– Божена – не проститутка! – огрызнулся муж.
Стало и смешно, и горько. Я нервно засмеялась, сознавая, что муж выгораживает передо мной постороннюю женщину. Заступается за нее так, как, возможно, никогда не заступался за меня.
Впрочем, для него она, возможно, была вовсе не посторонней?.. А главное – одобренной его мамой. Этакий госстандарт, под который я не подходила, как ни пыталась угодить всем годами.
– А кто, благотворительница? – фыркнула в ответ. – Спит с мужиками исключительно от широты души и прочих мест?
Лицо Глеба заметно перекосило. Показалось, что он сейчас наорет на меня, обложит очередными «комплиментами»…
Тем удивительнее было наблюдать, как он в итоге проглотил свою ярость и сдержанно ответил:
– Она – никто. Всего лишь дочь маминой подруги. Мы пересеклись случайно, она уже была там, когда я пришел.
– То есть изменяешь ты мне не с ней?
Вопрос застал его врасплох. Он так долго и мучительно подбирал ответ, что я ощутила, что даже не хочу его знать. Что бы он ни сказал – а факты оставались фактами. Наша жизнь больше никогда не будет прежней.
Хоть я и не могла отрицать, что до последнего надеялась, что все как-то объяснится, переменится, вернется на круги своя…
Глупо. Нужно было быть полной дурой, чтобы питать какие-то надежды после того, как муж самолично сказал, что изменяет.
Впрочем, это ничего не меняло. Ни моих намерений, ни моей решимости заставить себя уважать. Да, внутри болело, но эта боль делала меня даже сильнее. Прочнее. Решительнее.
– Я подаю на развод, – уведомила мужа.
Снова
