вокруг меня постепенно рассеивалась и в конце концов окончательно отступила. Я снова увидел привычную обстановку своей комнаты и склоняющееся надо мной лицо Сефизы – оно находилось совсем близко от моего лица…
По щекам девушки текли слезы, она вглядывалась в мои глаза, и в ее зрачках я различил боль, страх, непонимание и еще целую гамму противоречивых, не поддающихся описанию чувств. От ее ладони, прижатой к моей груди, исходило покалывание, как будто она посылала в мою плоть тысячи невидимых игл. Но, как ни странно, я нуждался в этой живительной боли.
Боль, пожиравшая мою грудную клетку, медленно, но уверенно отхлынула, осталось только неприятное покалывание. Наконец это ощущение сосредоточилось в одном месте – там, куда незадолго до этого вошло острие ножа.
Чувство покалывания усилилось, и я окончательно уверился в том, что все происходящее сейчас со мной неестественно и ненормально…
Как простое прикосновение могло оказать такое воздействие? Что именно произошло? Почему мне кажется, будто моя рана – несомненно, смертельная – затягивается, словно Сефиза и не вонзала мне нож в грудь?
Кроме того, ядовитые пары моей крови уже давно должны были ее убить. Как ей удалось сопротивляться моей силе и сохранить свою душу нетронутой, ведь мой яд разлился прямо перед ней?
Я непроизвольно схватил девушку за запястье и крепко сжал, не понимая, хочу ли оттолкнуть ее подальше от себя и той опасности, которую для нее представляю, или, наоборот, продлить это мгновение и еще сильнее напитаться исходившей от нее удивительной энергией, в которой я так сильно нуждался…
Над нашими руками загорелся неземной, золотистый свет: он становился все ярче и в конце концов заполнил всю комнату. Сила внутри меня разрасталась, пела, наполняя меня неведомой доселе мощью.
Я понятия не имел, что происходит, но в то же время не сомневался: все случившееся имеет глубокий смысл, прямо сейчас открываются миллионы дверей, вход в которые обычно был для меня невозможен.
Потом я почувствовал, как душа моей матери бьется внутри моего черепа, а потом увидел вторую душу – странная, удивительно скованная и неполная, расплывчатая, она цеплялась за меня, однако до сих пор я не осознавал ее присутствие. Почему я не предал земле эту сущность, ведущую себя так странно и к которой я не имел никакого отношения? Возможно, я не заметил ее, потому что во время последней казни поглотил слишком много душ?
Как бы то ни было, я попытался образумить душу матери и вновь погрузить ее в сон. Однако ее призывал кто-то другой, чьи приказы возобладали над моими.
Приказы Сефизы, внезапно завладевшей моими способностями…
Девушка повернулась к центру комнаты, туда, где витал бесплотный дух, и я понял: она, как и я, видит душу моей матери.
Мне постоянно приходилось прикладывать усилия – и с годами это настолько вошло в привычку, что я перестал отдавать себе в этом отчет, – чтобы держать душу матери
