красивы, здоровьем «пышшшут»… Ждут. Ожидание поезда разбавляют некрепким вонючим самогоном.
Отпили прямо «из горла» по большому глотку, заели карамелькой лимонной, погуляли по городу, съели все карамельки, выпили… почти всё… какие-то пирожки пожевали…
– Ну… уж… очень вонюч, из говна что ли, делают? – Задумчиво говорит Стайк, разглядывая бутылку.
– Точна! Из говна! Мне рассказывали, что в войну…
– А ты из Питера?
– Точна!
– «Пишу, читаю без свечи…»! А слабо как у нас – «солнце незакатное…»! И жара! Жара! Жара… – ведь солнце 24 часа!
Паша смотрит вокруг – как будто всё во сне и не с ним всё происходит, как будто какое-то кино кто-то показывает, и как будто не ему…
– Так что там про войну и про самогон? Из говна, говоришь? – спрашивает Стайк.
– Из говна. Моя бабушка, вернее дедушка…
– Гнал?!
– Пил! И продавал, то есть менял на еду и дрова.
– Ага, блокада! Пили самогон из говна и людями закусывали… Голод! А брал-то где? Сам гнал, наверняка сам! в тайне от всех! И сколько же говна надо? У нас в деревне, где мой дед жил, говорят одного такого в толчок спустили, когда заподозрили! Ну, вперёд!
Стайк прикладывается к бутылке, как в кино американском – глотнул и Паше передаёт… А Паша… Паша подержал… покрутил и… назад протягивает…
– Не-не-не… нне…! – Кричит Стайк, – Так не пойдёт! Надо пить! Давай за ленинградцев, за блокадников! За всех героев! У нас в деревне, где дед мой … блокадниками питерских зовут, т. е. ленинградцев…, – говорит Стайк и весело хмыкает, – скобари, что с них взять!
Паша вытягивает губы вперёд… как бы дудочкой и осторожно подносит к ним горлышко бутылки, аккуратно наклоняя её в сторону рта, стараясь не притронуться к ней, но всё же слегка касается… и тёплая слегка жгущая и вонючая жидкость втекает в рот… движениями языка и щёк он продвигает её дальше, вот она начинает перемещаться в горло и он медленно производит глотательное движение.
Зря он так, надо бы залпом…
Стайк с интересом наблюдает процесс и через момент после глотка радостно орёт:
– Что? Побежала жизнь по пищелудку?!
Главное какое-то время не дышать, потом осторожно выпустить воздух, а с ним и этот отвратительный запах и вкус.
– А глаза зачем закрываешь? – хохочет Стайк.
Паше пить противно, голова тяжелеет, на глаза давит… Но он… Медленно цедит вонючую жидкость, мимические мышцы напрягаются, лицо перекашивается «в кучу», он опять глотает… и ещё раз… и ещё.
– Ну и рожа у тебя, смотреть противно, – комментирует Стайк. – Дай сюда.
Паша передаёт бутылку.
– Смотри, – говорит Стайк, и широким красивым движением руки подносит бутылку ко рту, одновременно слегка откидывает голову, бескозырка сползает, но Стайк свободной рукой изящно подхватывает падающий головной
