горло. Все обернулись на звук и замерли. Ох, не меня они ожидали увидеть! Далеко не меня. Я, даже, посочувствовал им. Гоголь называл это: «Немая сцена». По крайней мере, тишина была звенящей. Что делать, если моя внешность пугает людей, когда я сержусь. А, как тут не сердиться, когда обижают беззащитную девушку? Не люблю я этого. Когда я в часть по распределению попал, мне взвод напрочь отмороженных старослужащих дали. От них вся часть стонала. Ничего. Пару раз рассердился, как шёлковые стали.
Я оторвался от косяка, не торопясь вышел на середину холла и по очереди посмотрел каждому из четверых в глаза. Ничего особенного. Обычные быки с золотыми цепями на шеях. Разве, только на пальцах перстни не наколоты. Вместо них настоящие, массивные, золотые. Парни все крепкие, высокие, но до моих габаритов не дотягивали. Братки побледнели. Один полез в подозрительно оттопыренный внутренний карман куртки. Я, глядя ему прямо в переносицу, улыбнулся своей фирменной улыбкой. Помнится, когда я вот так улыбнулся одному пленному, он обделался. С этим, к счастью, подобного конфуза не случилось, но руку отдёрнул и, даже, попытался изобразить строевую стойку.
– О чём базар, пацаны? – мой негромкий голос в звенящей тишине прозвучал оглушительно. – Что за наезды не по делу?
– Мы, это, – проблеял один из братков, видимо, старший. – Мы, типа, побазарить пришли. Тёл… То есть, девушка бабки задолжала.
– Девушка?
– Ну, мужик её. Но, мужик – на лыжи и за бугор. Значит, с неё спрос.
– Тебе задолжал?
– Не. Не мне. Уважаемому человеку.
– Что-то я не пойму. Задолжали уважаемому человеку, а базарить за долг с вами?
– Ну, это, он нас прислал.
– Зачем?
– Так, за долг перетереть.
Похоже, разговор зашёл в тупик. Идём по кругу и никак не можем прийти к чему-то конкретному.
– О чём с тобой можно тереть? Кто ты такой? На себя посмотри. Ты уполномочен решать вопрос о реструктуризации долга, например? Или, о правомерности претензий к этой милой девушке?
Браток, похоже, завис. Таких слов он, наверное, никогда не слышал. Хотя, я именно этого и добивался. Выбить его из привычной колеи, заставить сомневаться, понять всю свою ненужность здесь и сейчас.
– Чего? – отвис, наконец, браток.
– Того! Думаешь, я не знаю, что вас сюда попугать девушку прислали? Чем больше напугаете, тем послушнее станет. А, если знает, где её муж шхерится, то и это расскажет. Так?
– Ну, типа того.
– Увы. Не обломится. Поэтому, повернулись, и всей толпой на выход. Говорить с вашим хозяином будем, а не с его быками.
Возражений не последовало. Братки, молча, потянулись к входной двери. Я вышел следом на крыльцо и проследил, как они аккуратно закрывают калитку.
Лера обессилено сидела на диване, уставившись в одну точку. Услышав, что я вернулся, она перевела взгляд на меня и попыталась улыбнуться. Получилось, честно говоря, не очень.
– Они ушли? – спросила она, почему-то
