от невежества, то есть от недостатка знаний. Сейчас я пополню ваши сведения, а выводы будете делать сами. Итак, первое. Есть информация, что отстранение советника Челышева произошло по причине его злоупотребления властью во вверенном ему округе, – тут профессор перешел к любимой им манере рассуждения, – Знаете, в молодые годы существования нашего государства случаи бывали дичайшие, есть об этом некоторые свидетельства. Новоназначенные советники в своих округах чего только не творили. Один всех крестьян в дворянское звание возводил, у другого грамотность каралась смертью. В каждом округе издавались свои законы, и некоторые были крайне неудачными, – барон прищелкнул пальцами, подыскивая подходящее слово, – нечеловеколюбивыми. Вот округ Челышева и оказался тем случаем, когда Совету пришлось вмешаться.
Далее. Второй пункт вашей логической схемы – о роде Дюбуа. Ну, подумайте сами, если «злокозненный враг» – эти слова Эккерт произнес с сарказмом – решил бы пресечь род Дюбуа, то и уничтожили бы коменданта вместе с семьей. Время было смутное, военное, в такое время человека убить как пальцами щелкнуть.
Теперь третий ваш пункт – Дом Оклиф…, – тут Эккерт взял паузу и несколько секунд хмуро на меня смотрел, а затем тяжело вздохнул:
– Пан Георгий Кульчицкий упоминал фамилию Оаклив, произнося ее на старый манер, не иначе чем с проклятием. Проклятие Вашего деда, Светлана, вес имело не шуточный. За полтора десятка послевоенных лет Дом Оаклив потерял всех своих мужских представителей в дуэлях, болезнях, и странных несчастных случаях. Я бы рискнул предположить, что пан Георгий причастен к этому мору, но никаких доказательств нет. Собственно, Оклифами они стали, когда породнились с Понятовскими, и изменили фамилию, стремясь уйти от проклятия. Мужская линия Дома Оаклив прервалась. Последняя девица Оаклив, бабушка нынешнего советника Оклиф-Понятовского, принесла Понятовским земли и богатства. Надеюсь, что рассказанное мною, пойдет на пользу вашим умам, – произнес Эккерт в завершении.
От Эккерта я вышла в расстроенных чувствах. Лишь оказавшись на улице, на крыльце, я очнулась от глубокой задумчивости. Небо хмурилось. Кажется, собирался дождик, но все не мог решиться. Кленовая листва в университетском садике светилась осенним золотом. Я глубже вдохнула сырой осенний воздух:
– Поль, похоже, я полная дура, – я стукнула кулаком о перила, сердясь на себя, – Мне не историей надо заниматься, а коз пасти.
Поль, все это время молчавший, видимо, думая о чем-то, заметил:
– Эккерт не рассказывал на лекциях то, что рассказал нам сегодня, ни о коменданте Дюбуа, ни о Челышеве, ни об Оклифах. Я отучился четыре года, и ничего подобного не слышал. Почему? – Поль задал этот вопрос, и снова уставился в пространство.
– Да потому, что невозможно узнать все обо всем! – в сердцах высказалась я, – Надо сосредоточиться на одном эпизоде, и исследовать его подробно, тщательно, до мелочей.
– Да, – задумчиво согласился Поль, – Империя,
