и ждал.
А время шло. Дни сменялись днями, недели неделями. Наконец-то меня высвободили из пелёнок, оставив свободными руки и ноги. Теперь я мог размахивать ими в любом направлении. Я даже мог ногой достать до рта! Было прикольно и весело! Я уже не плавал в тумане, а отчётливо различал окружавшие вещи и лица. Правда лиц было только двое – мужчина и женщина. Наверное это были мои новоявленные отец и мать. Прислушиваясь к их бормотанию, я не без труда вычленил из бессвязного текста их имена. Мужчину звали Фред, а женщину Джилиан. А меня? Как зовут теперь меня? Я никак не мог уловить своё имя среди этих постоянных honey, darling, baby и sweetly. К тому же моё познание английского не давало мне в полной мере разобрать услышанное. Приходилось изучать язык заново. Я тыкал пальцем в какой-нибудь предмет и надеялся услышать его название. Но то ли ученик из меня был непутёвый, то ли мои учителя были бестолковыми, мои попытки не приводили к должному результату.
Я пытался объясниться с ними на русском, но они воспринимали мою речь как бесмысленный детский лепет.
– Придурки! – выдавил я из себя, прекратив бесполезные попытки.
– What did he say?
– Mommy.
– No. Daddy.
– Придурки! – ещё раз произнёс я и замолчал. Надолго. Даже когда пришло время, я не говорил. Не было желания. Замкнулся в своих воспоминаниях, в процессе медленного, но неуклонного взросления, в жалких попытках изучить неприятный и непривычный моему слуху язык.
А мои новоиспечённые родители, мало что разумеющие в воспитании, воспринимали мою отчуждённость как нечто обыденное, свойственное моему возрасту.
***
С Маруськой было всё не так. С момента её появления наш жизненный уклад резко переменился. Днями и ночами мы полностью отдавались кормёжке, укладыванию спать, купанию и прочим заботам, связанных с младенцами.
Если с едой проблем не возникало (Маруська ела хорошо и много, так что иногда её рацион приходилось ограничивать), то укладывание спать превращалось для нас в пытку. Маруська ни за что не хотела засыпать. Не помогало ни укачивание, ни колыбельные, ни игрушки. Маруська агукала в такт песням, восхищенно хлопая синими бездонными глазами. К тому же она предпочитала спать днём, а по ночам изводила нас своими бесконечными капризами. То ей хотелось есть, то пить. Причём количество выпитой жидкости было намного меньше переработанной.
– И откуда только из неё столько берётся? – возмущённо восклицал я, меняя очередной подгузник. – Может, её вовсе не стоит поить? Хотя бы пару дней?
– Сам попробуй без воды прожить пару дней, – сквозь дрёму замечала Аня. Ей вообще приходилось несладко.
Мы договорились по очереди ночью дежурить у Маруськи. Когда была очередь Ани Маруська, выспавшись за день, изводила её своими капризами. То ей пить хочется, то есть, то играть. Успокаивалась на какое-то время, но как только Аня начинала дремать, всё повторялось снова. Выдыхалась Маруська
